Заря занимается - страница 6

— Поторапливайся тогда, — ответил Бабукчиев, принимаясь за завтрак.

Уже несколько дней женщины — члены общества «Радость», ходили по городу, собирая подарки для раненых. Они распределили между собой слободы и кварталы. Комиссия, в которую входила Денка Бабукчиева, работала в кварталах Святой Богородицы и Святого Николы. Женщины с Мариного поля, из Асеновой слободы и Турецкого квартала покончили со сбором подарков еще на второй день. Там не было учреждений, лавок было мало, люди жили бедно, но все же охотно давали кто что мог — кто полотенце, кто нижнее белье, кто носки домашней вязки. А Денка и ее подруги ходили из учреждения в учреждение, от лавки к лавке. Мануфактурщики в нерешительности посматривали на полки с тканями и предпочитали сунуть два-три лева. Чуть лучше шли дела с бакалейщиками, которые давали пачки табака, мыло, рахат-лукум. В результате набралось порядочно. Мужчины едва дотащили собранные подарки до коммерческого училища, где размещалась канцелярия общества «Радость».

Сегодня женщинам предстояло рассортировать подарки и кое-что купить на собранные деньги, чтобы каждому раненому досталось по пакету.

Все знали, что поезд с ранеными из-под Адрианополя прибудет вечером. Из казарм на станцию должны были подать военные и санитарные повозки Красного Креста, председатель городской управы выделил коляски. Но в последний момент пришла телеграмма, что раненых привезут на другой день — первого июня, в субботу утром. Руководство общества решило вручать подарки в госпиталях.

После обеда на двери соседнего дома появились черный креп и некролог. Прохожие останавливались и читали:

В доме не слышно было плача, не видно суеты. На другой вечер в церкви Пресвятой Богородицы отслужили панихиду по убиенному. Старый Пеньо не смог пережить гибели своего первенца. На двери появился второй траурный листок.

Ничто не предвещало беды. На чистом небе сияло солнце. В прозрачном воздухе весело переговаривались ласточки. Над Янтрой кружили голуби, река струилась тихо, задумчиво. Цвела липа, распространяя вокруг нежный аромат, на траве блестела роса. В этот первый июньский день 1913 года природа словно хотела раскрыться во всей своей красе.

Бабушка Зефира приготовила завтрак и вышла во двор — с раннего утра ей неможелось. Тут же к ней подбежал пес. Поджав хвост, он беспокойно носился от одной двери к другой. Соседи ушли на работу, ученики — в школу. Из дома писаря Хромого Генчо, прилепившегося, подобно гнезду, к соседской стене, послышались крики. Писарь опять ругался со своей невенчанной женой: крупной, костистой и сильной женщиной, рядом с которой он выглядел карликом. В качестве приданого она привела к нему свою дочь, которая быстро заневестилась, и возле их дома начали крутиться парни.

Бабушка Зефира вышла за ворота. Зажав писаря под мышкой, жена колотила его по чем попало, приговаривая: «Где деньги, где деньги, пьяница проклятый?!..» Писарь отбрыкивался, ругался. Заметив бабушку Зефиру, жена швырнула Генчо на мостовую, убежала в дом и выбросила в окно его шляпу и трость. Хромой Генчо поднялся, отряхнул пыль с сюртука, надел шляпу, взял трость и, утирая кровь с носа, крикнул в бессильной злобе:

— Белены объелась, что ли, дрянь этакая?

— И не совестно тебе, Генчо? На что это похоже? Такие-то слова говорить! — отругала его бабушка Зефира.

— Да она же дура неотесанная.

— А ты? В шляпе, а без ума. Куда раньше-то смотрел?

— Ох!.. Видно, суждено мне мучиться, — пробормотал Хромой Генчо и заковылял по ступенькам.

— С кем это ты там пререкаешься? Иди-ка лучше домой! — позвала мать Денка. — Не твое это дело — людские склоки разбирать.

Денка проводила мужа и Любку, поторопила Ради, чтоб бежал в школу — уже пробил первый звонок. Братья учились в разные смены — один утром, другой после обеда. Богдан остался дома. Денка села вязать носки, а он взял учебник и пристроился рядом с ней на диванчике.

У Бабукчиевых, во всей слободе и во всем городе наступила тишина.