Заря занимается - страница 7

Печка потухла. Бабушка Зефира подложила в нее бумаги, щепок и пошла за сухими дровами. Пес будто только этого и ждал. Он дергал бабушку за юбку, словно хотел что-то сказать. «Да не путайся ты под ногами… Упаду еще, будь ты неладен! Ночью вон кошки опрокинули горшок с белой геранью, а ты где был?» — отчитала она пса. Сегодня, показалось ей, все идет кувырком.

Тырновцы жили одной-единственной мыслью — как получше встретить героев Адрианополя. К станции покатили коляски, военные повозки, застланные рогожами или полстью из козьей шерсти. Туда потянулись мужчины и женщины в надежде увидеть близких. В школах кончилась третья перемена. Тщетно надрывались звонки — ученики их не слышали. Они толпились перед входом в гимназию, поднимались на ступеньки лестницы, выбегали на дорогу, чтобы первыми увидеть раненых. Дежурные учителя и школьные надзиратели охрипли, пытаясь загнать школьников в классы. Занятия давно должны были начаться. Наконец со стороны клуба-читальни «Надежда» послышался стук колес и топот копыт. Гимназисты выстроились вдоль каменных оград, к их длинной, примолкшей шеренге присоединились и учителя. Первыми прибыли гарнизонная коляска и коляска околийского начальника. На площадку перед гимназией, поддерживаемые встречающими, вышли раненые офицеры: у кого на глазах повязка, у кого рука в гипсе, шинели застегнуты на верхнюю пуговицу. К повозкам с тяжелоранеными спешили санитары с носилками.

Шел двенадцатый час. Классный руководитель положил журнал и часы на кафедру, как делал всегда перед началом опроса. Вдруг послышался необычный, зловещий гул, от сильного толчка задрожало все здание школы. Ученики повскакивали с мест, громко закричали. Учитель бросился к кафедре, убрал часы. Последовал второй, еще более сильный толчок — наружная стена обрушилась, учителя вместе с кафедрой швырнуло на улицу. Из пролома в потолке на обезумевших от страха ребят посыпалась черепица, они бросились к двери, но их настиг новый толчок, сопровождающийся адским грохотом. Старая постройка накренилась и рухнула. Пол в конце классной комнаты провалился, задние парты исчезли в провале. Столпившись в дверях, ребята что-то кричали, громко плакали. Некоторые попрятались под парты. Кое у кого руки были в крови, отовсюду слышались жалобные стоны. Ради с большим трудом пробрался в коридор и выскочил на улицу. Он остановился, ощупал ушибленные ноги, протер глаза, слезящиеся от известковой пыли, и побежал вслед за товарищами к зданию мужской гимназии. Но гимназии не было видно. В клубах пыли можно было различить лишь развороченные стены да торчащие железные балки. Главный вход был завален обломками стен, они мешали выбраться наружу раненым, доставленным сюда каких-нибудь полчаса назад.

Толпа хлынула обратно — земля снова заходила под ногами. С полуразрушенных домов градом сыпалась черепица, дома, казалось, хотели освободиться от давнего бремени. Трещали доски, скрипели балки. На улице среди развалин валялись мертвые животные с остекленевшими глазами. Люди с криком мчались кто куда, спотыкались, падали, вновь и вновь вставали и бежали, ища спасения. Их лица, одежда, волосы, дрожащие руки — все было белым-бело от известковой пыли. Богатырская площадь, где стоял дом Этем-бея, кишела народом, но и там было страшно. Как большая черная ладья, колыхалась Святая Гора, неистовствовала Янтра. Огромное облако пыли и дыма заволакивало Велико-Тырново.

Ради сел на пыльную траву. Горько вздохнув, уронил голову на руки и заплакал. Он ничего не слышал, ничего не видел, ни о чем не думал.

— Ради, пошли!

Перед Ради стоял его школьный товарищ с измазанным известковой пылью лицом, в расстегнутой куртке с одним рукавом.

— Куда идти?

Они пошли по тропке к Башхамам (Большой бане). По берегу, оборвав поводья, металась обезумевшая слепая лошадь. Голые женщины с распущенными мокрыми волосами приседали на землю, прикрываясь тазами, и громко причитали от страха и стыда. Банщица Зойка, обмотавшись полотенцем, кричала на мужиков, высыпавших из мельницы, стоявшей недалеко от бани:

— Ну, чего уставились? Помогли бы лучше!