Завещание каменного века - страница 26
Еще раньше она подсказала хвостатым другой путь в хранилище - через каминную трубу. К счастью, шашлыки заставили голодных лазутчиков позабыть о цели диверсии. А в дальнейшем уже я не оставлял на ночь дымохода открытым.
И все же Машине почти удалось добиться своего.
Впервые в жизни я выступал в роли «всевышнего». Из жалкого пленника я стал вершителем судеб.
Пароль действует безотказно. Но что помешает Машине вновь обрести самостоятельность, когда мы покинем Карст? Ничто. Она вновь займется совершенствованием хвостатых, выуживая у наиболее одаренных из них новую информацию. Больше ей ведь неоткуда добывать знания. Не проще ли навсегда устранить такую возможность - разъединить мозговые объемы? Правда, тогда хвостатые вообще останутся без какой-либо поддержки. Могут погибнуть, если окажутся нежизнеспособны. Могут и выжить, развиваться. Тут я не вправе вмешиваться и навязывать природе свою волю…
- Я должен пройти в распределительный пульт твоего мозга, - сказал я Машине.
В углу зала зажегся синий круг.
- Там вход, - сказала Машина.
Я очутился в просторной комнате, сплошь уставленной приборными досками, - тысячи индикаторов, рычажков и кнопок.
- Где находится узел, соединяющий мозговые объемы?
Светящаяся указательная стрелка перекинулась через комнату, уткнулась в массивный рычаг.
Я подошел, взялся за рукоятку.
- Ты хочешь лишить меня единственной возможности совершенствоваться?
В машинном голосе почудились нотки ужам.
- Ты уже и без того достаточно натворила чудес.
- Подожди!
Смертельное отчаяние Машины остановило мою руку.
- Это безжалостно. Нельзя одним взмахом прикончить все, что было создано и продумано мною за миллионы лет. Прежде чем разрубишь мой мозг, выслушай мое самое главное, самое важное.
- Что ж, говори, - разрешил я.
- Представь себе, если бы внутри моей схемы содержались элементы, обладающие самостоятельностью, - разве смогла бы я работать в таких условиях, когда каждый из составляющих меня элементов мог толковать мое указание на свой лад? Да еще между элементами возникли бы не предусмотренные схемой новые связи. А всякое человеческое общество именно таково.
Нужно передать всю полноту власти разумным машинам. Во главе такого государства смогу стать я. Право поиска цели оставить только за мною - все остальные будут лишь исполнителями моей воли, моего разума. Скоро я достигну этого здесь, на астероиде. Я сама создам здесь человека и целью государства. Я буду подсказывать своим людям все, что посчитаю нужным. Разовьется могучая цивилизация. Только не мешайте мне. Потом люди с других планет могут прилетать ко мне учиться, перенимать опыт…
Весь этот бред она нашептывала мне торопливо, сбивчиво - моя ладонь все еще лежала на рукоятке рычага.
У меня начали тяжелеть веки. Мне стало чудиться, будто я разморился возле растопленного камина и вот-вот засну. Заснуть было бы так сладко и приятно…
- Не спи! - услышал я Эвин голос.
Я встряхнулся - увидел себя в окружении приборных досок. Тысячи разномастных индикаторных ламп подмигивали мне. Доносился убаюкивающий голос Машины:
- Как хорошо, когда не надо будет думать и решать самостоятельно, когда решения будут подсказаны самой разумной Машиной. Нужно сделать все стандартным, стандартным, стандартным…
- Не спи!
Я пришел в себя. Сонная одурь скатывалась с меня, как туман. Я стиснул пальцы.
- Остановись! Не на…
Я рванул рукоятку - голос Машины оборвался на отчаянной ноте. Наступила тишина.
- Эва, - позвал я.
Интересно, где она может прятаться? Не мог же я слышать ее голос сквозь толщу бетонированных стен.
- Где Эва?
- Все люди, прибывшие вместе с вами на астероид, находятся в хранилище. Для моих роботов доступ туда запрещен.
Голос Машины был четким и бесстрастным. Теперь она превратилась в послушную исполнительницу. Ни на какие новые фокусы она теперь не была способна.
- Что означают слова: «Сезам, откройся!»? Разве есть эти слова на земтерском языке?
- Не знаю. Я никогда не слышала таких слов.
- Но ведь ты первая крикнула: «Сезам, откройся!»
- Я слышала, когда ты подумал эти слова.
- Ты можешь слышать мои мысли?
- Нет. Совсем не то. Это случается только, когда нам всем угрожает опасность, когда от этого зависит спасение. Я не знаю, как это получается.