Завет, или Странник из Галилеи - страница 57

В наших краях были известны люди, которые занимались лечением или целительством, как евреи, так и язычники. К ним обращались, чтобы за некую сумму они приготовили нужное снадобье, сняли порчу или сглаз. Однако власти не одобряли таких людей и часто обвиняли их в колдовстве. Боясь навлечь на себя гнев местного начальства, целители врачевали тайно, запрашивая за свои услуги плату, для многих невероятно высокую. Иешуа не просил никакой платы и наотрез отказывался от других вознаграждений, как бы настойчиво его ни уговаривали, что поначалу заставляло некоторых усомниться в его способностях. Но скоро все поняли, что Иешуа гораздо одареннее многих известных целителей, в отличие от них он не пользовался никакими амулетами, не произносил заклинаний и не требовал жертвоприношений, просил только воздать хвалу Богу. Он был настолько не похож на знахарей, которых привыкли видеть, что первое время исцеленные им больные находились в некотором смущении и замешательстве. Я убедилась, что в его целительстве не было никакой магии или шаманства, и все, что ему удавалось сделать, происходило потому, что он обладал некой энергией, сопровождавшей каждый его жест и каждое прикосновение. Это можно было назвать не иначе как Божьим даром. Иногда стоило ему просто положить руку на лоб больного ребенка — и жар спадал, достаточно было сделать несколько легких и точных движений, и кости поврежденной ноги сами находили свое место, и калека мог снова ходить как ни в чем не бывало.

Никогда раньше я не видела ничего подобного, не слышала даже каких-либо разговоров или слухов, которые любят в Иудее. Тем более мне было странно признаться самой себе, что эти события отдалили меня от Иешуа, я как будто бы узнала совсем другого человека, обладающего какой-то непонятной силой. Мне было странно, что он никогда не говорил с нами о своих способностях, может быть, считал, что мы пока еще не готовы понять это. Но потом мне стало ясно, почему он избегал подобных разговоров. Как только слава о нем как о целителе стала распространяться, это тут же повлекло за собой обвинения в колдовстве и святотатстве. В Цефее старейшины требовали его изгнания, обвиняя, что он берет на себя смелость делать то, что дано одному Богу. Только Бог может поразить болезнью и только Бог может исцелить, настаивали они. Кто-то был возмущен тем, как может Иешуа, верящий в загробную жизнь, как в нее верили, например, фарисеи, лечить обреченных, то есть отодвигать столь желанную для них встречу с Богом.

На все обвинения Иешуа твердо отвечал, что исцелить больного или нет, решает Господь, а не он. Было, однако, достаточно много людей, которым Иешуа ничем не смог помочь. В чем была причина, никто не мог сказать: в тяжких грехах, или в маловерии, или в неведомом никому промысле Божьем — этого не знал никто, в том числе и Иешуа. То, что далеко не каждый получал исцеление от Иешуа, навлекло на него и обвинения в мошенничестве, дескать те, кто исцелились, и так бы со временем выздоровели с Божьей помощью. И Иешуа отвечал им, что раз он не берет никакой платы и не просит благодарности, а просит лишь воздать хвалу Богу за его милость, то удивительно, что кто-то в этом видит мошенничество. Но многие продолжали обвинять Иешуа и даже пытались восстановить против него народ, напоминая, что Писание порицает целительство как дьявольское дело. Но всем в округе было известно, что сами обвинители втайне обращались к знахарям, когда имели в них нужду.

Враги Иешуа не смогли расправиться с ним, хотя очень хотели. Их никто особенно не слушал, а все из-за того, что народ очень сильно нуждался в лекаре, который умел бы лечить и никого при том не обманывал бы. Я сама была свидетелем тому, как матери приносили к Иешуа больных детей: кто был с глистами, кто с лихорадкой, во множестве приводили припадочных или людей, жестоко страдающих от незаживающих, гноящихся и смердящих язв. Иешуа всем был готов помочь, и ему это удавалось. Помогал он в основном беднякам, которые готовы были заплатить свои последние гроши и платили их зачастую обычным шарлатанам, понятно, что безрезультатно. Мне самой с раннего детства внушали, что судьба наша в руках Божьих и что искушение ее изменить исходит от дьявола, но как может Писание, думала я, запрещать то, что приносит людям добро? Меня учили также, что болезни — это проклятие, налагаемое на людей за грехи, и, следовательно, страдалец заслуживает свою участь. Но Иешуа говорил иначе, он говорил, что не может заслуживать такую участь безвинный младенец и не может семья заслуживать голодную смерть, если единственный кормилец тяжело болен. Слушая рассуждения Иешуа и полностью доверяя ему, я начинала верить, что больных Господь карает за грехи ничуть не больше, чем здоровых.