Заводная обезьяна - страница 12

Бережной промолчал, но сразу заторопился, отказался от чая и даже  чуть не встал из-за стола  без  разрешения  капитана,  что  считается  нарушением морской этики и расценивается как бестактность и дурной тон.    

Возвращаясь в свою каюту, Николай Дмитриевич сразу  сел  за  письменный стол.  Писал  около  часа.  Потом  позвонил  четвертому  штурману  Козыреву, спросил, как имя и отчество деда Резника.  Козырев  не  помнил,  но  у  него хранились судовая роль и картотека личного состава, и  вскоре  обнаружилось, что деда зовут Василием Харитоновичем. Бережной записал. Потом  позвонил  на мостик и попросил вахтенного срочно вызвать по внутренней трансляции Резника к нему в каюту.    

Команда тем временем  уже  отужинала,  и  в  столовой  крутили  "Подвиг разведчика".  Дело  шло  к  концу.  Разведчик  крался  к  сейфу  с   важными фашистскими документами. В замке сейфа была такая штучка,  которая  включала сирену тревоги, как только начнешь отпирать сейф. Дед Резник  несколько  лет назад видел этот фильм, помнил все наперед, а если бы и не  помнил,  то  мог сообразить, что разведчик  наш  обязательно  останется  цел  и  невредим,  и все-таки волновался. "Вот сейчас сунет ключ, и пропал", -  мысленно  дразнил себя дед, испытывая какую-то сладкую тревогу за разведчика.    

- Бригадиру жиро-мучного цеха Резнику срочно явиться  в  каюту  первого помощника, - бесстрастно сказал репродуктор.    

Дед чертыхнулся шепотком и, низко пригибаясь, чтобы не попасть  головой в луч проектора, стал пробираться к выходу  сквозь  голубовато  мерцающую в прерывистых  отсветах  толпу  рыбаков,  стоявших,  сидевших  и  лежавших в столовой.    

Подойдя к  двери  каюты  №  24,  дед  постучал  тихо  и  интеллигентно, костяшкой согнутого пальца.    

- Да-да! Прошу, - раздалось в ответ, и Резник  вошел  в  каюту  первого помощника. Николай Дмитриевич поднялся  из-за  стола  неожиданно  ловко  для своей полнеющей уже фигуры, шагнул навстречу.    

- Прошу, прошу, Василий Харитонович, - сказал он  тем  бодрым,  молодым голосом,  который  сам  так  любил,   крепко   пожал   руку. -   Садитесь, располагайтесь,- и широким жестом повел в сторону дивана.    

Дед удивился, откуда это Бережной знает его имя и отчество.  Обычно  он называл всех "товарищ" и по фамилии.  А  тут...  Деду  это  понравилось.  Он оглянулся без робости и сел на стул.  Приятно  было  посидеть  на  стуле:  в каютах матросов стульев не было. Дед чуточку волновался, потому что никак не мог понять, зачем он понадобился первому помощнику. По встрече  и  обращению он чувствовал, что ругать сильно не будет. "Да ведь и не за что,  по  правде если..." - подумал Резник и совсем успокоился.    

- Закуривайте. - Николай Дмитриевич с улыбкой протянул Резнику  коробку "Казбека". Дед бережно, как живое  насекомое,  вытащил  папиросу,  не  спеша помял в желтых  пальцах,  сдавил  мундштук  и  принял  от  Бережного  огонь. Закурили.    

- Слыхал,  слыхал  про  ваши  дела, -  вздохнул   Бережной   со   второй затяжкой. - Молодцом! Прямо скажу: молодцом!    

Дед не понял, но виду не  показал,  на  всякий  случай  с  достоинством потупился.    

- Ну, рассказывайте, как дело-то было. - Николай Дмитриевич придвинулся поближе к Резнику.    

Дед понял, что как-то надо исхитриться и  все-таки  ответить:  Бережной припер его к стенке.    

- Да, что ж... Дело наше такое, рыбацкое, как говорится... Чего  ж  тут рассказывать, - все с тем же достойным смирением туманно пояснил дед.     - Скромничаем? - улыбнулся Бережной.

- Скромность - это хорошо, но в  меру! Побили, значит, Сафонова? Рекорд, а?     

"Вон он о чем!"- с облегчением подумал дед. Он никак  не  ожидал,  что речь пойдет о последней вахте в мукомолке, необыкновенное и прекрасное слово "рекорд" показалось ему настолько несоответствующим делу, что  Резник  сразу решил: Бережной что-то путает.    

- Да нет... Какой же рекорд... Ребята, конечно, старались, но рекорд... Какой же это рекорд?    

- Шестнадцать центнеров? - быстро переспросил Бережной.

- Шестнадцать...