Зеленая Роза или Двенадцать вечеров - страница 27

стр.

Украдкой, чтоб отец не видал, отмечал Перико дорогу чечевичным ручейком и потому нисколько не испугался, когда остались они с сестренкой одни в лесу. Вывела их чечевица домой!

Мать увидала детей, обрадовалась, а отец говорит:

— Ну и ну! Да как они, такие несмышленыши, дорогу назад нашли? Надо будет подальше их завести!

Спросил отец у Перико:

— Как ты дорогу домой нашел?

А Перико про чечевицу молчок:

— Шел, шел, — говорит, — и нашел!

Как чувствовал, что и в третий раз отец их в лес заведет.

Так оно вскоре и вышло.

— Собирайтесь! — велел им отец, а сам жене говорит: «Вот увидишь, на этот раз не вернутся. Я уж постараюсь!»

Но Перико был начеку и запасся сушеными финиками, раз ни отрубей, ни чечевицы в доме не осталось. Распихал финики по карманам — и в путь. Впереди отец, за ним Перико, за Перико — Мария. На всю дорогу Перико фиников хватило. Отцу невдомек, что сын себе обратный путь помечает.

Далеко-далеко завел отец детей — поле, лес прошли, на гору взобрались, снова в долину спустились. Устали дети, а отец им и говорит:

— Передохните немного! А я пока хворост соберу.

Бросил их и ушел. Заплакала Мария, страшно ей стало. А Перико говорит сестренке:

— Не плачь! Я найду дорогу домой!

Стал он тропинку искать — а фиников нет как нет!

— Что ты ищешь, Перико? — спрашивает Мария.

— Финики ищу, — отвечает брат. — Они нас домой приведут, я ими путь отмечал.

— Ох, не приведут, братец!

— Как так?

— А вот так. Съела я твои финики. Ты положишь, а я подберу — и в рот. Есть-то хочется! Я же не знала, зачем они нужны.

— Ну, теперь нам не выбраться — путь дальний, места незнакомые. Не найду я дороги, раз отметин моих нет. А только все равно нельзя нам с тобой здесь оставаться, идти надо, людей искать.

И пошли они куда глаза глядят. Шли, шли и увидели в ночи огонек. Подошли поближе, а это окошко в хижине светится. Никого не видно, а дверь не заперта, — как не войти? И видят: у плиты старуха одноглазая возится, тесто месит, пончики жарить собирается. А дети изголодались, слюнки текут.

— Перико! — говорит Мария. — Я просто с голоду умираю! Неужели нам с тобой пончиков не достанется?

Спрятался Перико за спиной у старухи, протянул руку и стащил один пончик. Не заметила старуха. Стащил другой, третий, четвертый. Старуха не знает, что и думать:

— Что за чертовщина! Куда пончики деваются, ума не приложу!

Не видала старуха, как Перико пончики у нее воровал, — он как раз слева зашел, а она на левый глаз кривая. Наелись дети досыта и рады — посмеялись над старухой. А тут Мария и говорит:

— Давай я теперь пончик возьму!

— Давай!

Но не с того боку подошла девочка — схватила ее старуха за руку.

— Так это ты, — говорит, — все пончики у меня перетаскала? Я пеку, пеку, а их нет как нет. Ну-ка, признавайтесь, кто вы такие, откуда взялись?!

Рассказали ей дети, кто они и откуда, а старуха и говорит:

— Я вас у себя оставлю. Еды у меня вдоволь.

Обрадовались брат с сестрой. Накормила их старуха до отвала и спать уложила. Спят они в свое удовольствие, а того не знают, что старуха эта на самом деле ведьма злющая-презлющая: детей ворует и ест. А тут и воровать не надо — сами пришли, да не один, а двое! Спят дети, а старуха так и сяк их рассматривает.

«Славное будет угощение! — думает. — Начну-ка я с мальчишки. Да только уж больно он тощ — кожа да кости! Откормлю-ка его сначала!»

Наутро затащила она Перико в пещеру и засунула в большой кувшин для вина, чтоб не сбежал. Сидит Перико в кувшине, света белого не видит, но зато уж кормит его старуха до отвала:

— Толстей, малыш!

Скучно было Перико в кувшине. И вот как-то свалился к нему в кувшин мышонок. Перико его от нечего делать и приручил.

Прошел месяц. Решила старуха проверить: может, уже растолстел парнишка? А в пещере темно — ничего разглядеть нельзя. Она и говорит:

— Ну-ка, высуни из кувшина мизинчик!

Понял Перико, чего она хочет, и вместо мизинчика сунул старухе мышиный хвост.

— Да, тощеват еще! — решила старуха. — Придется еще подкормить!

На другой день, как на грех, забежала в пещеру кошка. Почуяла мышь и прыгнула в кувшин. Тут-то мышонку конец пришел. Опечалился Перико — и поиграть не с кем, и старуху теперь не обманешь. А она как раз снова заявилась: