Земля обетованная - страница 48

За этим последовал период апатии, который, как он считал, мог навсегда убаюкать его чувства. Он поступил в университет и поплыл по течению. Спортом он по-настоящему не увлекся, хотя когда-то очень любил играть в регби и крикет; его заинтересовал основной предмет — современная история, — но не настолько, чтобы с головой уйти в него; консультации у молодого — несколькими годами старше его — преподавателя постепенно выродились в бесконечные разговоры о прошедшей войне, лекции он скоро перестал посещать, чтение приводило к тому, что, отложив книгу, он погружался в пустые грезы. Случались, правда, и собственные открытия, вроде Камю или «Бесплодной земли» и «Пруфрока» Элиота, которые подействовали на него как укол инсулина на диабетика. Он попивал, но без шума. Женщинами особенно не увлекался. Родители его умерли во время войны, и каникулы он провел на Средиземном море, бродя среди развалин других погибших цивилизаций. После второго курса он не вернулся в университет и ни с того ни с сего уехал в Америку.

Он много читал, главным образом современную литературу, выискивая факты и ключи к разгадке. Подобно десяткам тысяч других молодых людей, изъездил Америку вдоль и поперек в поисках пристанища. Крошечное наследство, полученное от родителей, скоро растаяло. Он хватался за любую работу, жил трудно, уехал в Канаду, где ему предложили заведовать лесным складом, «ступив на первую ступеньку лестницы, ведущей к миллионам», поехал в Мексику, где полгода жил с немкой-неврастеничкой, скульптором по профессии, которая в конце концов бросила его ради страхового агента из Чикаго. Обосновался Уэйнрайт наконец в Гринич-Вилледже, после того как один из многочисленных тонких журнальчиков того времени напечатал небольшой очерк, где он в ироническом тоне описал некоторые из этих похождений. Здесь, в обществе, где преобладали интеллектуалы из еврейских иммигрантов, где мысли и способы их выражения были объявлены делом первостепенной важности, он наконец нашел себя. Писал он мало, но все, что было написано им, читалось с вниманием и встречало одобрение. У него пробудился интерес к кино. Этот интерес разгорелся и быстро превратился в неуемную страсть, о которой он всегда мечтал. Свой первый документальный фильм он отснял в Канаде — поехал на лесозаготовки, где когда-то работал, и сумел создать прекрасную картину о людях, которых всякими правдами и неправдами заманили в эту глухомань. Заручившись обещанием, что ему дадут возможность поставить художественный фильм, он вернулся в Англию.

Фильм был «хорошо принят», но денег принес мало. Спустя два года второй его фильм был принят еще лучше, а денег принес еще меньше. Однако сразу же после появления хороших рецензий его умыкнул Голливуд, где он провел восемнадцать месяцев, пытаясь сделать фильм по собственному вкусу. Это ему не удалось, и он порвал контракт. Компания вчинила ему иск, в результате чего он потерял свои скромные сбережения до последней копейки. Вернувшись в Англию, он снял фильм слишком поспешно и остался им недоволен. Фильм, однако, делал хорошие сборы, и у него даже завелись деньги в банке. Но эти пять или шесть лет разрушили его достаточно прочный брак; его маленькая дочь осталась на попечении занявшей довольно непреклонную позицию матери, которая к тому же сильно пила. После развода Уэйнрайт поселил обеих в приличном, хорошо обставленном доме и обеспечил их денежно. Сам же поселился в скромной квартирке к северу от Сохо. Там он жил и до сего времени. Вторично он так и не женился.

В шестидесятые и семидесятые годы он работал на свой страх и риск. Снимал главным образом документальные телевизионные фильмы. Занимался также журналистикой. У него вышел сборник полуавтобиографических очерков, большого успеха не имевший. Сейчас он ставил два многосерийных фильма для Би-би-си. Дуглас ему нравился, и он договорился позавтракать с ним вместе у «Бианки».

Элена принесла им второй графин красного вина. Верхний зал итальянского ресторанчика был, как всегда, забит народом, внизу же много столиков оставалось незанятыми, хотя еда поступала из одной кухни. Это объяснялось приветливостью Элены — грациозной итальянки, которая ласточкой носилась между столиками, — и традицией, которой следовала молодежь, работающая в кино и на телевидении, литературная и театральная. Обстановка здесь была временами совсем клубная. Привлекало и это. И к тому же цены были умеренные.