Земля вращается со скрипом - страница 14

— Хочешь мне что-то сказать?

— М-м… Нет…

— Твоя тачка? — Да…

— Ну, так езжай…

Саня даже не злорадствует, ему неинтересно… Он вновь наклоняется к окошку:

— Манюня, ну дай нам пачку «Мальборо»…

— Как зуб?

— Да болит.

— Тебе водки надо выпить.

— Не хочу я водки.

— Лучшее лекарство.

— Не хочу. Куда мы идем?

— В гастроном. Хлеб надо купить. Забыл?

Оставив меня на парковой аллее, Брюховецкий ринулся через проезжую часть и нырнул в магазин.

Я закурил. Затягиваясь, надувал щеку, полоща зуб сигаретным дымом.

Вернулся он спустя минут пятнадцать, держа в руках бутылку водки, два пластиковых стаканчика и пол-литровый пакет томатного сока.

Я спросил:

— А хлеб?

— Не хватило. На червонец особо не разгуляешься. Помни об этом.

— Так как же хлеб? — не унимался я, пока он разливал.

— Да что ты заладил — хлеб, хлеб!.. Не хлебом единым жив человек! — Он протянул мне стаканчик: — Ведешь себя, как не знаю кто. Прям вынь ему тут да положь! Хлеба и зрелищ!

Мимо продефилировали две крашеные блондинки. Так, ничего особенного.

Саня проводил их тоскующим взглядом и провозгласил:

— За проходящих здесь дам!

Выпили мы, запили тепловатым соком…

— Ты в реинкарнацию веришь? — спросил вдруг Брюня.

— Это когда после смерти твоя душа переселяется во что-то другое?

— Нет, в кого-то. Во что-то — это полная ересь. Говорят, человек живет двенадцать жизней, а то и больше. Только он этого не помнит. Так, изредка, у кого-то всплывают какие-то куски в памяти, но он вкурить не может, что это за хрень. Или там… сон приснится, только с реальной жизнью ваще никак не связан.

— Ну и что?

— Да вот… — он чуть замялся. — Мне вчера показалось, что в прошлой жизни… Показалось, что в прошлой жизни я был Александром Матросовым.

— Кем?

— Александром Матросовым.

— Это который грудью бросился на дот?

— Не совсем. Он вроде как ползком его… это… обогнул…Взобрался на него и, схватившись за дуло пулемета, направил его вверх, а наши, значит, поднялись и поперли в атаку. Это потом уже стали писать, дескать, он грудью на пулемет бросился. Только это глупо и бесполезно. Его б в куски разорвало. Но звучит геройски, дескать, бросился на дот. Грудью прикрыл товарищей.

— Да, звучит эффектно. Наливай. Саша повторно наполнил стаканчики. — Так он что, выжил? — спросил я.

— Убили. Но самое опасное расстояние наши успели преодолеть без потерь.

— Стало быть, не зря парень погиб. — Не зря…

— Ну тогда, — говорю, — давай выпьем за бессмертный подвиг Александра Матросова. Или даже за тебя! Мало ли…

Зубная боль заметно отпускала…

" Делаем так, — сказал Саня. — Допиваем эту отраву и шуруем к Соболеву. Во-первых, у него самогона всегда хоть залейся, а во-вторых — гитара.

— А хлеб?

— Что?

— Хлеб! Опять твоя мамаша скажет, что я на тебя плоховлияю.

— Так я и говорю! Шуруем к Соболеву, киряем и одалживаем бабло на хлеб. Магазин же до девяти. У нас еще час времени.

— Ох, что-то мне это не нравится. Брюня осуждающе покачал головой.

— Знаешь, Леня, в чем твоя проблема? Все, что ты в жизни делаешь, — правильно! Но! Как-то без огонька, без удовольствия, без энти… энтузиазма!.. Так словно оно тебе в тягость… Вот возникла безумная идея — идти к Соболеву. Вместо того, чтобы воскликнуть в неописуемом восторге: «Супер! Мы идем к Соболеву, у него самогон, гитара и деньги!», — ты начинаешь ныть: «Ох, что-то мне это не нравится»… Бла-бла-бла, ню-ню-ню…

— Может, у меня предчувствие.

— Та ну! Даже если у тебя предчувствие чего-то плохого, ты должен в неописуемом восторге воскликнуть: «Санек! У меня плохое предчувствие! Давай скорее шуруем к Соболеву!»

— Я разве отказываюсь?

— Я не говорю, что ты отказываешься.

— А что ты говоришь?

— Я говорю, что ты ноешь.

— Ты тоже ноешь по поводу того, что я ною. Это вместо то го, чтобы в неописуемом восторге воскликнуть: «Супер, Леня, ты опять ноешь!»

— Ладно, — рассмеялся Брюня, — поедем! Туда и обратно! Хилый ветерок немного оживил у ног траву.

Однако после Соболева, точнее после Соболевского самогона под гитару, мы несколько ослабли. Брюня еще держался молодцом, а вот меня заметно покачивало.

К гастроному мы подошли без десяти девять, но он был уже закрыт.