Жаркая тундра - страница 2
Саньке не терпелось поскорее увидеть отца, и он бегом пустился по тропинке, которая вела к двери. Промерзшая дверь никак не хотела открываться. Выручил Володя, и они вошли в барак.
Середину барака занимала печь, на ней посапывала большая кастрюля, распространяя вкусный запах. На двухъярусных нарах, идущих вдоль правой стены, крепко спали люди. Отца среди них Санька не нашел. В ближнем левом углу Санька увидел большой дощатый стол с горкой вымытых алюминиевых мисок и керосиновой лампой. На краю стола негромко мурлыкал зеленый радиоприемник:
— Смена когда вернется? — спросил Санька шепотом.
Володя взглянул на часы.
— Минут пятнадцать осталось.
Скоро за стеной барака заурчала машина.
— Это их вездеход, — сказал Володя.
У дверей затопали, и в барак, толпясь и смеясь, ввалилось до десятка человек. Все они были в одинаковых брезентовых куртках, надетых поверх ватников, в одинаковых шапках и меховых сапогах. Санька не сразу признал отца — настолько тот похудел и оброс черной щетиной.
Отец шагнул к Саньке, положил на плечо тяжелую руку и оглядел вприщур, склонив голову набок.
— Молодцом, — коротко одобрил он. — Здорово вырос.
Помолчав, отец спросил:
— Ну как там мама? Как с ученьем? На тройках, поди, прикатил? Признавайся!
— Троек нет, — обстоятельно начал Санька. — От мамы тебе письмо привез…
— Ладно, поговорим потом, — перебил его отец. — А пока будем обедать.
Перебрасываясь шутками, рабочие раздевались и подходили к Саньке знакомиться. Они протягивали широкие, жесткие ладони и здоровались с ним серьезно, как с равным. Санька млел от гордости. Двоих членов бригады он знал и раньше: дизелиста Федю и бурильщика Рубакина. Они не раз бывали у Арбузовых дома.
За столом стало шумно и весело. Санька сидел между отцом и Рубакиным, пожилым лысым человеком, которого за малый рост весь Нефтегорск заглазно звал «метр с кепкой». Однако рост не мешал Рубакину быть лучшим бурильщиком в крае, а бурильщик, известно, второй человек после мастера.
Саньке, как и всем, навалили огромную миску вермишели с мясом.
— Не робей, друг, — подмигнул Саньке молодой толстомордый парень. — Ешь — потей, работай — мерзни, сто лет проживешь. Законно!
— Дурак ты, Иван, самородковый, — беззлобно сказал парню Рубакин. — И шутки у тебя… того… — Он посверлил пальцем висок. — Ты не думай, Саня, что он это серьезно.
— Ну, хирурги, будем ленту крутить? — спросил Володя, отодвигая свою миску. — Я новую привез. (За нехваткой киномехаников бывший вертолетчик сам показывал буровикам фильмы.)
Кино смотрели на измятой простыне не первой свежести — Володя забыл рулон экрана. Аппарат был узкопленочный и работал от движка. Каждый раз, когда Володя вставлял в кассету новую пленку, зрители успевали переброситься шуткой и побалагурить.
Фильм был про любовь, и Санька едва не уснул от скуки.
После кино Володя попрощался со всеми и уехал: ему нужно было обслужить еще две точки. Буровики начали укладываться спать. За столом остался только Федя-дизелист: он учился заочно в Свердловском горном институте и сейчас готовился к сессии. Отец говорил про Федю: «моторный парень», — а в устах отца эти слова звучали как высшая похвала. К великому огорчению Саньки, его самого отец еще ни разу так не называл.
Санька забрался на верхние нары, отец лег внизу. Некоторое время они переговаривались вполголоса. Санька рассказывал про свои дела, а отец изредка перебивал его короткими вопросами.
Потом он вдруг замолчал. Санька окликнул его, но ответа не получил.
«Уснул, — подумал Санька. — Намаялся за день-то. Ну ничего, завтра тоже время будет».
Он повернулся на бок, подтянул одеяло до подбородка и закрыл глаза.
Проснулся Санька от холода. В бараке здорово выстыло. Санька попытался лечь и так и этак, чтобы согреться, залез под одеяло с головой, но толку было мало.
— Ну чего возишься? — услышал он негромкий голос отца. — Вот возьми спальный мешок. Мы под утро все в мешки забираемся. А с вечера жарища — хоть веник в руки бери.
Мешок шлепнулся на нары.
— А ты почему не спишь? — спросил Санька.