Железные ворота - страница 36

стр.

— Сходишь завтра, — продолжала она. — А сейчас мы запрем дверь, погасим свет. Побудем одни…

— Нет, я должен уйти… Забегу только в одно место… — Он извлек из кармана несколько ассигнаций по сто драхм и сказал Вангелии: — Возьми на расходы.

— Ты сегодня не вернешься?

— Можешь ложиться спать. Не волнуйся. И я тогда буду спокоен. Наверно, тебе мало этого? — спросил он, кладя деньги на стол.

На улице было прохладно. Андонис подумал, что, во-первых, ему просто необходимо было сбежать из дому, а во-вторых, глупо убивать столько времени за скучными счетоводными книгами и также глупо разлеживаться в постели. Часы сна вообще пропадают впустую, точно обрекаешь себя на небытие… Пожалуй, Вангелия знает все и искусно перед ним притворяется.

У ворот он услышал тарахтение мотоцикла. Машина стояла на тротуаре, и почему-то не был выключен мотор.

Андонис внимательно оглядел парня. Тот, видно, кого-то поджидал, так что не представлял опасности. Да, светящиеся рекламы — хорошее дело. «Эту рекламу сделал я!» — скажет он когда-нибудь. Она засверкает среди ночи, и ее будет видно издалека.

Он вернулся во двор. Постучал к Евтихису и позвал его нарочито громко, чтобы услышала Вангелия. Недовольный Евтихис в одних кальсонах появился на пороге.

— Чего тебе?

— Хочу ввести тебя в курс того дела.

— Утром потолкуем.

— Нет, лучше сейчас. Выйди на минутку.

Андонис говорил громко, то и дело посматривая на свои окна: хорошо бы Вангелия выглянула во двор и убедилась, что он не боится Евтихиса.

— Это хорошая работа, — важно сказал Андонис. — Но я не могу за нее взяться, у меня и без того куча дел. К тому же это не моя специальность. У Тодороса ты неплохо заработаешь, ведь работа срочная.

Евтихис не успел ответить, как Андонис, подбежав к своей двери, уже крикнул торжествующе Вангелии:

— Я здесь, беседую с Евтихисом!

— Зайдите в дом, ведь на улице холодно, — пригласила их Вангелия.

Но Евтихис сослался на то, что уже поздно, к тому же неприлично появляться перед дамой без брюк. Он вернулся в свою комнату, накинул старое пальто, которым укрывался вместо одеяла, и вышел во двор.

— Заработаешь хорошо, — громко продолжал Андонис. — Великолепно справишься. Я сразу подумал о тебе, как только Тодорос спросил меня, не знаю ли я подходящего человека. За твою честность я поручился… С Тодоросом я давно знаком. Меня он считает честным до глупости, чуть ли не дурачком, и я поддерживаю в нем эту уверенность, потому что так мне выгодно. Он обращается ко мне за советами и всегда прислушивается к моему мнению… Я не думаю, чтобы у тебя возникли недоразумения…

— Впервой мне, что ли, сбывать контрабанду! — засмеялся Евтихис. — Ну, значит, завтра в десять на площади Омония?

О чем тут говорить? Он предлагает Евтихису работу, это нечто вроде процентов. И деньги, что он оставил недавно Вангелии, тоже проценты; так он продлит ее неведение. Разве сама Вангелия не капитал, который ждет его? А раз ждет, значит, за это надо платить. Таков закон.

Уже стоя у своей двери, Евтихис бросил через плечо Андонису:

— Смотри, отдай мне побыстрей тот… должок. Сейчас у меня много расходов… А приемник твой и гроша ломаного не стоит, рухлядь…

— Я… я… — замялся Андонис и приложил испуганно палец к губам, указывая глазами на свое окно.

— Не думай, что мы в расчете…

Не услышала ли Вангелия? Окно их освещено, и дверь приоткрыта. Чтобы проверить, Андонис громко позвал:

— Вангелия!

Но она не вышла. Он позвал еще раз. Никакого ответа. Андонис уже простился с Евтихисом, но тот вдруг вспомнил о чем-то.

— Есть у тебя время поговорить?

— Сколько угодно.

Они отошли к забору, и Евтихис сказал, что рассчитывает через несколько дней заиметь приличные деньги и хочет выгодно и надежно поместить их.

— Я говорил со многими людьми и запутался окончательно.

— Каждый нахваливает, конечно, свое дело и говорит, что необходим капитал…

— Откуда ты знаешь?

— Так я каждый день совершаю уйму торговых сделок.

— Ну, и как ты думаешь? Что самое выгодное?

— Сначала, Евтихис, тебе надо решить, чем ты будешь заниматься: производством или торговлей?

— К торговле у меня душа не лежит. С ней прогоришь. И устал я, а ремесла ни одного не знаю, гвоздя не умею забить.