Желтая лихорадка - страница 7
Жене Дёрдя Корпонаи на вид лет тридцать пять, самому Корпонаи — сорок три. Это уже не наше поколение, на десять лет моложе нас, не знаю, право, о чем мы станем с ними беседовать. Мадам Корпонаи чуть не поперхнулась, увидев, что мы пришли без Юдит, но улыбку на лице удержала. Приглашают: пожалуйста, проходите. Я не знаю, куда мне деть бутылку, Илонке — тоже никакой пощады, и она волочит дальше свой горшок с примулой или гортензией — не знаю, с чем он там. Идем по дому, разинув рты от удивления: я и не подозревал, что у нас в Венгрии бывают такие хоромы. Наши пальто повесили не в прихожей на вешалку, а поместили в просторной гардеробной комнате. Нас провели по всей квартире из шести комнат, где сплошь ковры, шелковые обои, серебро и мрамор. Показали все, включая ванную комнату, отделанную итальянским кафелем и гранеными венецианскими зеркалами, спальню с белоснежным меховым покрывалом на огромной французской кровати, шелковым пакистанским ковром на полу и конголезской картиной на стене у изголовья, написанной на тонкой сафьяновой коже и изображающей какую-то батальную сцену. В салоне два массивных кожаных кресла из Югославии, инкрустированный марокканский курительный столик и везде, куда ни взглянешь, слоновая кость и серебро, восточные чудеса из бронзы и японского шелка. Мадам Корпонаи была в индийском сари из шелка цвета бирюзы с золотой ниткой. Из бара были извлечены японское саке и американское виски. Корпонаи оказался и тут большим знатоком и принялся объяснять нам, в чем разница между шотландским и американским виски. Шотландское, оказывается, делают из ржи, «Бурбон» — из кукурузы, саке — из риса, а…
«Давайте выпьем и осмотрим еще и зимний сад, в котором есть финиковая пальма и четыре сорта орхидей».
После сада Корпонаи показывает нам детскую, где с нами вежливо здоровается маленькая Эдитка, восседающая посредине царства из нескольких десятков кукол, умеющих говорить, плакать, закрывать глаза, танцевать, и из шестидесяти томов «Детской библиотеки», здесь же стоит индейский вигвам, установка для запуска космического корабля, шкаф с набором «конструкторов», надувной слон и медведь в рост человека, кукольный домик, автогараж, кинопроектор, магнитофон, а она забавляется… куском какой-то бечевки.
«Это милые папа и мама твоей учительницы тети Юдит, — представляет нас хозяин и говорит нам: — Познакомьтесь с нашей великовозрастной дщерью!» Но привел он нас сюда, конечно же, не ради девочки. Отпихнув ногой игрушечных зверюшек, он торжественно возглашает: «Вот в этом месте, под ковром, который во всю комнату, в пол вмонтирован бетонный сейф — несгораемый, водонепроницаемый и невскрываемый. Здесь хранится золото». В этом Корпонаи тоже знает толк: за сколько лет службы за рубежом разрешается привезти без пошлины автомобиль, за сколько — настоящие персидские ковры, мебель, а главное — золото. «Потому что самое важное, самое умное — это не потерять голову, не размотать деньги на пустяки, а приобрести золото. И не какое-то там пятисотой и семисотой пробы, а червонное, в цене, на нем не прогадаешь, его не девальвируют, и никаких долларов, они нам не нужны; ну, швейцарский франк — этот еще куда ни шло, но я вам говорю, друг мой: лучше всего золотишечко… Ладно, прозвучал гонг, значит, стол накрыт, прошу».
Серебро, скатерть дамасского полотна, старинный импортный фарфор. Вина, еще более старинные и выдержанные. «Если хочешь, Геза, прошвырнуться за рубеж, я на ближайшей дирекции могу завести об этом разговор. Неплохо бы и вам годика на три-четыре куда-нибудь. Прошу: черепаховый суп. Наше любимое блюдо. Почти тот же вкус, что у крепкого бульона, только острее…»
Вернулись мы от Корпонаи домой, и квартира наша будто уж и не наша. Распахнул я все окна, чтобы не задохнуться. Милый домашний очаг, тридцать лет верно служивший нам, тахта из двух сдвинутых половинок, бра, которое никак не соберусь починить, вытертый персидский ковер — все вдруг сделалось невыносимым. Выщербленный там и тут кафель в ванной, расшатавшийся еще с прошлого года кронштейн оконных жалюзи… С прошлого? Наверное, уже лет пять! И с тех пор мы на одном окне вообще не поднимаем жалюзи. Зимой нет смысла: все равно темно, а летом и без того слишком ярко светит солнце, даже и через одно окно. Опротивела вдруг улица со следами второй мировой войны на стенах домов, старомодные краны, облупившийся ветхий газовый бойлер, омерзительно удушливый запах нафталина и вечно пахнущая газом передняя. Сколько раз мы вызывали газовщиков, даже давали им на чай, но специалисты — с зажженной спичкой со всех сторон опробовав газовый счетчик — заявляли: все нормально, все о’кей!