Желтая лихорадка - страница 8

Между прочим, Эдитка Корпонаи благополучно сдала экзамены, и больше не было ни английского чая, ни приглашений, ничего.

В международном отделе мне вручили пачку анкет, а я не знал, что с ними делать. Референт удивленно уставился на меня. Как, неужели вы никогда не заполняли анкет на выезд за рубеж? В Чехословакию-то, уж наверно, выскакивали разок-другой за чем-нибудь? За кроссовками, за запасными частями для автомобиля…

— Нет у меня автомобиля.

Референту лет тридцать пять. Когда мне было столько же, о какой загранице мы могли тогда думать?! Для меня тогда заграницей был роман Жюля Верна «Вверх по Ориноко». Впрочем, нет, его я прочитал в одиннадцать, у меня была тогда ангина, и я лежал с температурой и читал. Горячая, взмокшая подушка была моими джунглями с ленивыми водами реки, с туземцами, плывущими на лодках-долбленках, с пестрыми птицами, кричащими на деревьях. Это было мое единственное до тех пор путешествие. Потом началась война, украинская степь, Днестр — порой казалось, что я иду по венгерской пусте, запорошенной снегом, где-нибудь на Алфёлде. Иду и сам удивляюсь: зачем я здесь? Что я тут потерял? Вернусь ли когда-нибудь домой? Только бы вернуться, странствовать меня больше не заманишь. А впрочем, если бы и потянуло странствовать? Много наше поколение путешествовало? Ударные стройки, выезды в село, на коллективизацию, потом пошли дети. Вот, говорили мы, когда они подрастут, тогда уж… вот накопим денег, купим в «Ибусе» туристские путевки… Накопили, ну что ж, пусть ездят они, молодые, а мы уж, когда выйдем на пенсию… столько путевок бывает, профсоюзных, льготных; сначала нужно свою родную Венгрию объездить… кто свою страну не знает, чего ему за границу ехать? Илонка, знаешь, куда бы нам следовало махнуть? В Шарошпатакский замок! Или в Шиклош! Откуда Доротея Канижаи отправилась хоронить павших в битве под Мохачем венгров. Или знаешь, где я еще никогда не был? В Сегеде! Подумай только, никогда не был в Сегеде! И вдруг на меня свалилось само — иметь все-все: и серебряные турецкие чашечки для кофе, как у Корпонаи в его фешенебельной квартире, и «форд-капри», такой, как тот, что беспошлинно ввез из-за границы инженер Телекеш, доступными сделались сразу и сияющее синевой небо, и дурманящие ароматы тропических цветов, и вкус манго. Господи, каков, интересно, вкус у этого манго?! Удивительное шелковое небо, сафари, полные приключений путешествия на автомобиле, двадцатиэтажные первоклассные отели с террасами и бассейнами, где из прозрачного стекла и стены, и дно — сидишь себе в баре, пьешь виски со льдом, а над твоей головой проплывают красавицы феи. Счет в банке, иностранная валюта, любые напитки (за гроши!) на рождество. Путешествия вокруг света. И о чем же я думал до сих пор? Смотрел, как всем этим пользовались тридцатилетние хищники? Когда-то и мне нужно… и мне тоже нужно…

— Заполните и завтра принесите.

— Илонка, — сказал я после ужина жене, — иди сюда, посуду потом вымоешь, давай вместе заполним анкеты. Фамилия матери, отца, место рождения, семейное положение, судимости, привлекались ли, место жительства, должность, характеристика с места работы, имеете ли родственников за границей?.. Имеем мы родственников?.. Фреда надо упомянуть. Двоюродный брат. Как это я никогда тебе не говорил о нем?! Да ты что, Илонка? Говорил, ты просто забыла. Мама переписывалась с ними, пока тетя Бетти была жива, так что не говори мне, будто не знаешь, кто такая тетя Бетти, мама часто о ней вспоминала, она, конечно, звала ее Эржи. Ее единственная родная сестра. Еще до первой мировой войны вышла замуж, тогда она, конечно, не могла знать, что скоро будет мировая война. В 1911 году вышла за токаря, родила двух сыновей, а муж остался без работы. Вот он и отправился искать счастья в Америку. На перроне погладил по головке своих крошек и, едва сдерживая слезы, поклялся, что в течение года пришлет им деньги на дорогу. А через год пароходы уже больше не ходили: началась война. Эржи стала работать на военном заводе, и все вода ей снилась: много-много воды, гневные зеленые волны. Просыпалась, дрожа от страха: если вода снится — это не к добру. К болезни, а то и к смерти. И всех оплакивала: мужа, от которого ни слуху ни духу, двух сирот своих — Фери и Андраша, свою молодую жизнь двадцатипятилетнюю. А через пять лет приходит толстый конверт, в нем — фотографии, длинное письмо, бумаги, которые нужно было нести в банк и в полицию. У мамы был отрез на пальто, так она его отдала тете Эржи, чтобы та сшила себе или ребятам кое-какую одежонку на дорогу. Отдала цепочку серебряную и кольцо, напекла целую сумку пирожков, собрала в дорогу муки, картошки, немножко жира… И вот уже нет в живых ни тети Эржи-Бетти, ни дяди Билла, нет Андраша-Эндрю, который погиб в тридцать лет при высадке десанта под Шербуром уже во вторую мировую войну. Смерть и война есть всегда, независимо от того, снится ли вода или нет… Остался в живых один Ферко, который теперь стал Фредди и которого я еще в глаза не видел. Раз в пять лет он присылает красивую открытку с рождественскими поздравлениями. Я вписал Фреда в анкету и охнул: