Женихи - страница 7
Общий смех.
Все. Спасибо тебе, Уари, за хорошую небылицу!
Все поднимаются на курган. Мадинат, Сафи и Муради разводят небольшой костер на вершине кургана. Мари играет на гармошке, все слушают. Кази отходит и стоит в стороне, не спуская глаз с Мадинат.
Нина. Кази, почему ты один и такой печальный?
Кази. Нет, мне хорошо. Посмотри, как красиво огонь освещает Мадину…
Нина. Ты смотришь на мою сестру? Может быть, я тебе помешала?
Кази. Ветка вспыхнула… Теперь она совсем золотая…
Нина. Ветка или Мадина?
Кази. Нина, она вчера долго танцевала с Саудженом?
Нина. По часам не смотрела. Я сама танцевала с одним парнем из соседнего села. И знаешь, как он меня называл? «Солнце моей души», «Звезда очей моих»… Правда смешно? Как-то по-старинному.
Кази. А как Сауджен называл Мадину?
Нина. Почем я знаю, мне было не до них. Кази, я хочу тебя спросить… Вот вчера дома спорили, похожа я на Мадину или нет? Как по-твоему?
Кази. Право, не знаю.
Нина. По-моему, нет. И я вовсе не хочу быть на нее похожей. Кази, ну что здесь стоять… Пойдем обойдем вокруг кургана.
Кази. Пойдем.
Они медленно удаляются.
А в свободное время Мадина что делает? Читает?
Нина. Дзыгка[1] кушает!
Пока разговаривали Нина и Кази, Уари, который полулежал около костра, дважды оглядывался на них. Мари все играет. Весь диалог Уари и Сафи идет на фоне музыки.
Уари(Сафи). Вечная загадка старушки природы.
Сафи. Ты о чем, Уари?
Уари. Я о любви говорю. Ну вот эти — молодые, красивые, понятно. А некрасивые? Непривлекательные? Представь, то же самое. Какая-нибудь замухрышка — и вдруг расцветает! Раз в жизни, но цветет, как агава, золотом цветет в синем небе! Один мой приятель влюбился. Я, конечно, проявляю участие и прошу описать ее внешность. «Трудно, — говорит, — и даже невозможно, потому что она слишком замечательная: губки узенькие, глазки маленькие, веснушки яркие, как звезды». Вот ты смеешься, Сафи, а я не понимаю. Смотрит человек на девушку год — ничего, два — ничего, и вдруг веснушки на лице начинают сиять как звезды!
Сафи. Значит, он в нее влюбился.
Уари. Я спрашиваю: почему два года не влюблялся, а сегодня влюбился? В какой именно момент наступает обман зрения?
Сафи. По-моему, в хороший, в счастливый момент, Уари.
Уари. Знаешь, спой, Сафи, пожалуйста. Ты поешь удачнее, чем говоришь.
Сафи. Хорошо, я спою. Только скажи: а для тебя все девушки одинаковы? И нет ни одной достойной тебя?
Уари. Я думаю, есть, и даже не одна. В Орджоникидзе, возможно, даже две найдутся, в Ростове две-три. Ну, а в Москве, может быть, четыре.
Сафи. Ты всегда шутишь, Уари.
Уари. Да, часто. Потому что я много серьезного видел. Спой, спой, Сафи…
Сафи. Хорошо, слушай, Уари.
Уари. Ах, хорошо поешь, Сафи, прямо в сердце…
Нина и Кази обошли холм, возвращаются с другой стороны.
Кази. А что ей больше нравится — стихи или проза?
Нина. Ну что ты ко мне пристаешь? Спроси у нее самой. И зачем ты потащил меня вокруг этого кургана? Ничего интересного. (Быстро отходит, присоединяется к остальным.)
С кургана спускается Заурбек, другие тоже собираются.
Кази. Ты куда, Заурбек?
Заурбек. Спать пора. Завтра рано вставать.
Кази. Постой, я должен спросить. Заурбек, уступаю я кому-нибудь в работе? Хотя бы самому взрослому. Уступаю? Погоди… Дисциплину я признаю? Погоди. Если я все, понимаешь, все усилия приложу, могу я через два, через три года стать Героем Социалистического Труда? Я обращаюсь к тебе как к старшему партийному товарищу. Какого ты обо мне мнения?
Заурбек. Самого хорошего, Кази.
Кази. Тогда скажи об этом, скажи Мадине, пожалуйста.