Женщины на русском престоле и вокруг него - страница 51

стр.

В полдень 6 октября 1740 г., во время обеда с Э.-И. Бироном и его женой, императрица Анна Иоанновна почувствовала дурноту и потеряла сознание. Государыня была еще жива, когда герцог Бирон, находившийся в смятении из-за резкого ухудшения ее здоровья и своей дальнейшей судьбы, послал к А. И. Остерману, Б.-К. Миниху и еще нескольким близким ему сановникам. На его причитания о будущем российского трона (ну и, конечно, о его собственном!) тонкий царедворец, кабинет-министр князь А. М. Черкасский ответил: «Я не знаю никого способнее и достойнее вашей светлости к управлению государством…» и далее продолжал в том же духе. Остальные, не медля, присоединились. Сам же Бирон не возражал, но подчеркнул, что престол нужно передать вовсе не ему, а двухмесячному младенцу Иоанну — сыну Анны Леопольдовны и Антона-Ульриха Брауншвейгского, к которому государыня всегда относилась с нежностью, как к внуку. Затем, под руководством барона Остермана (который, как обычно, приехал далеко не сразу по причине «болезни») был составлен манифест, объявлявший Иоанна Антоновича будущим императором Иоанном VI. Когда же императрица пришла в себя, Бирон вошел к ней, и документ был подписан. От одра Анны Иоанновны манифест проследовал в дворцовую церковь, заполненную первыми чинами государства, и все присягнули неожиданно обретенному наследнику престола. Присягала, разумеется, и гвардия, выстроенная на площади у дворца, а за ней настал черед остальных жителей Петербурга. По замыслу Бирона, отдельным указом императрица должна была повелеть ему быть регентом при младенце-императоре и управлять Россией до совершеннолетия Иоанна VI, но тут государыня заупрямилась, прекрасно зная отношение большинства высших сановников к герцогу Курляндскому и понимая шаткость его политических перспектив. Положив бумагу под изголовье, она сказала Бирону: «Я рассмотрю». Но тут проявил настойчивость сам герцог, и незадолго до смерти императрица подписала указ о его регентстве. «Небось!..» — были ее последние, обращенные к взволнованному Бирону слова: вечером 17 октября 1740 г. Анны Иоанновны не стало.

Ночью в столице усилили караулы, а наутро лейб-гвардия и армейские полки слушали на Дворцовой площади указ о регентстве Бирона. Младенца-императора перевезли в Зимний дворец, и герцог Курляндский не возражал, чтобы туда переселились и его родители. Но не прошло и недели после кончины Анны Иоанновны, как до Бирона были доведены сведения о начавшемся против него ропоте. Арестовали двоих гвардейских офицеров и секретаря, их пытали. Улицы Петербурга наполнились караулами и конными разъездами. Всюду сновали доносчики. Ежедневно в Тайную канцелярию приволакивали тех, кто имел неосторожность обсуждать сложившееся вокруг трона положение. Но брожение шло отнюдь не только «в низах»: в те же дни, собравшись все у того же князя Черкасского, некоторые знатные и чиновные господа обсуждали вопрос о том, как бы избавиться от ненавистного регента и передать бразды правления матери малолетнего императора Анне Леопольдовне, которая стала теперь великой княгиней, а ее муж был произведен в генералиссимусы. Ключевой фигурой очередного заговора стал фельдмаршал Б.-К. Миних — явный друг и тайный соперник Бирона, самый влиятельный человек в тогдашнем окружении правительницы Анны.

Впрочем, некоторые иностранные дипломаты считали главным инициатором свержения герцога Курляндского не только и даже не столько Миниха, сколько саму Анну Леопольдовну, которая была вынуждена пойти на этот рискованный шаг, поскольку вместе с мужем не желала больше терпеть различные притеснения и унижения со стороны тщеславного и ревнивого к власти Бирона. Вот что писал об этом английский посланник в России Э. Финч: «Принцесса слишком тонко и жизненно глядит на вещи, чтобы не понять, чего можно ожидать при таких обстоятельствах, а также слишком умна и решительна, чтобы не почувствовать и не предупредить неосмотрительных и смелых замыслов герцога Курляндского… Когда граф Миних явился к Анне Леопольдовне… она рассказала фельдмаршалу, что с первой минуты кончины покойной государыни и она, и принц-супруг беспрерывно подвергаются величайшим оскорблениям и обидам; что они живут под непрерывным опасением насилия со стороны регента, и, кажется, им не остается другого выхода, как выехать из России; что они, вероятно, вскоре примут такое решение, потому просят фельдмаршала употребить всю свою силу и влияние у герцога, дабы в таком случае им разрешено было взять с собою сына с целью сохранить самодержца всероссийского от опасностей, которыми он оказался бы окруженным, оставаясь в руках лиц, враждебных и ему, и его родителям.