Жертва любви. Геометрическая фигура - страница 47

Мною подозревался, правда, лишь в качестве заказчика, даже ректор университета Евгений Тобольский: в декабре предстоят перевыборы ректора, и, чтобы выбить самого достойного конкурента из борьбы, можно пойти на все.

Вот, пожалуй, все версии, собранные мною в единую глыбу. — На листе ватамана появились еще две новые точки. — Теперь о том, как одна за другой они отсекались и какие личные тайны еще хранили некоторые члены вашей семьи. Тайны, которые нужно сегодня раскрыть.

Я стала соединять все точки на листе бумаги в единую геометрическую фигуру. Какая-то странная она получилась, даже названия нельзя подобрать!

— Первым я вычеркнула из этого замысловатого чертежа основного претендента на звание кровавого монстра, Геннадия Приходько. Парень оказался милейшей души человеком, спасателем МЧС, несколько лет назад горько обманутым своей возлюбленной. С тех пор молодой человек и занимается поиском идеальной девушки, способной затмить его предательницу. В тот пятничный вечер у Приходько просто-напросто сломалась его старенькая «шестерка», и, пока Геннадий менял свечу, Ксения Георгиевна умчалась прочь на темном «форде», номер которого предусмотрительно запомнил спасатель.

Мне предстояло найти хозяина этого «форда». Я уже собралась заняться этим неотложным делом, как меня вызвала уважаемая Антонина Васильевна. Она поведала мне свою тайну, которая показалась мне невероятной. Но — слушайте, Антонина Васильевна разрешила ее рассказать.

В конце лета доктор Крафт почувствовала за собой слежку… — я увидела, как теперь побледнел Андрей и с каким интересом посмотрел на бывшую жену академик. — Да, самую натуральную и очень профессиональную слежку. Мои попытки объяснить все факты манией преследования и следами незапланированного прихода в дом вас, Александр Андреевич, успехом не увенчались. И не только ваша порядочность виновата в моей неудаче. Антониной Васильевной пристально заинтересовались российские спецслужбы. Причем не столько ею самой, сколько ее детьми… — вздрогнули одновременно все Крафты.

— Я также вздрогнула, услышав эту фразу из уст Антонины Васильевны. Какие дети? И вот что выяснилось. Александр Андреевич познакомился со своей будущей женой в Благовещенске, где та служила медсестрой в военном госпитале. Его бросила первая жена, укатившая с новым мужем-подполковником в далекий северный гарнизон. На вопрос о своем прошлом Тоня отвечала уклончиво: замужем не была, но любила одного, негодяй оказался, бросил. Она и не врала. Ее действительно бросил любимый человек. Только вот одну подробность Антонина не решилась открыть с ходу понравившемуся ей майору. Зная из разговоров с ним и его родителями, что Крафт обожает детей, а в первом браке их не было, Антонина побоялась рассказать любимому человеку о ребенке, оставленном ею в московском родильном доме.

Да, есть еще один ребенок. Плод романтической любви юной девушки Тони, студентки медучилища, и прекрасного юноши, на вопрос о месте учебы и работы отвечавшего девушке весьма уклончиво. Она ничего не знала о нем, только имя и фамилию. Юноша сам всегда находил Тоню. В общежитии, в училище. Всегда провожал. Целовал жарко. Однажды весной, в мае, в лесу, Тоня отдала своему возлюбленному все, что у нее, воспитанницы детского дома, было дорогого, — собственную честь.

Через месяц, почувствовав приступ рвоты, она сказала об этом возлюбленному на последнем перед долгой разлукой свидании — юноша сказал, что до сентября уезжает на Дальний Восток, на практику. Любимый сразу изменился в лице, как-то потускнел, помрачнел, к ужасу Антонины. Но потом, многократно анализируя их последнее свидание, она успокаивала себя: он помрачнел так от страха за любимую девушку в период долгой разлуки. Ничего, письма с Дальнего Востока долго идут. Дождется и она весточки, слов ободряющих.

Не дождалась. К сентябрю он не появился. А где искать любимого? Зная только имя и фамилию? Осенью, когда уже был явственно виден живот, она пришла в адресное бюро, слезно просила девчонок-регистраторов помочь ей найти своего ненаглядного. Те, по-бабьи жалея молодую дурочку, терпеливо объясняли ей, что в одной только Москве юношей с такой распространенной фамилией и простым именем тысяч двадцать. Ребенок успеет сам вырасти, взрослым стать, пока она обойдет всех. Тогда Антонина, еще не веря в подлость любимого человека, пришла в милицию, в уголовный розыск и… заявила о пропаже возлюбленного. Опер ей попался хороший. Пожилой, в отцы годящийся. Терпеливо выслушал, записал скупые известные ей данные, попросил месяц на поиски. Через месяц, когда она вновь пришла на Петровку, 38, майор показал ей пухлую папку — дело об исчезновении ее возлюбленного. Папка распухла от официальных ответов из всех московских вузов и техникумов о безвестном студенте, якобы проходящем практику на Дальнем Востоке. На красивых фирменных бланках везде содержался стандартный ответ: в списках не значится, практику на Дальнем Востоке студенты не проходят. Чьим-то жирным красным карандашом на папке сверху было написано: «В архив!». Поблагодарила Антонина майора и ушла, скорчившаяся от боли и тоски. А в феврале следующего года родила девочку — по народным приметам на природе всегда девочки получаются. К моменту рождения она уже решила — дочку оставит в Доме малютки. Пока. На время. Ведь у нее нет родственников, она — детдомовская. А сама поедет на Дальний Восток, искать отца ребенка. Волнуясь, плача, она рассказывала эту историю директору Дома малютки. Подписывала какие-то там бумаги — какие, она от волнения не запомнила.