Жила-была девочка… - страница 14

стр.

— А ты придумай что-нибудь! Где же ваша хваленая хитрость женская?

— Да разве в платье дело?

Александр Сергеевич прошелся по комнате, потом остановился посредине, молча посмотрел на жену. Осторожно сказал:

— Ну я понимаю, платье — мелочь. Но надо же с чего-то…

Алевтина Васильевна благодарно улыбнулась мужу. Пусть не так, неумело, даже неуклюже, но все же поддержал ее, одобрил ее действия. Значит, тронулся все-таки лед, сдвинулся с места, невольно сузив ту маленькую трещинку, что появилась между ними за последнее время.

Чувствовал эту трещину и Александр Сергеевич. И если судьба жившей рядом с ними девочки его сначала не очень-то волновала, то усложнившиеся отношения с женой обеспокоили всерьез. Они всегда жили дружно, воспитали и вывели в люди дочерей, и он в душе гордился благополучием своей семьи, хотя и признавал, что во всем этом заслуга жены ничуть не меньше, чем его собственная. И сейчас, еще не разделяя целиком волнений и озабоченности жены по поводу неприятностей у соседей, он уже знал, что давний мир в своей семье он может сохранить лишь в том случае, если поддержит жену и поможет ей. И как человек, все делающий основательно и добросовестно, действительно думал, как и в чем ей помочь. Однако первая же попытка оказалась неудачной. «Ну купит Аля платье, а что от этого изменится? — думал Александр Сергеевич, расхаживая по комнате. — И денег дать — тоже бесполезно».

Больше пока ничего хорошего в голову не шло. И тогда, чтобы еще раз доказать жене, что он вместе с ней, сказал:

— А платье купи. Все радость для нее…

— Хорошо, — кивнула Алевтина Васильевна рассеянно.

В ушах ее все еще звучал обреченно-беспомощный плач Юльки в темноте лестничной площадки. И не было пока рядом человека, который до конца бы понял и разделил ее озабоченность.


И все же был союзник у Алевтины Васильевны, только ничего она о нем не знала.

Не первый год работала в школе Наталья Федоровна и давно поняла, что без веских на то причин неуспевающих учеников не бывает. Не раз уже приходилось ей распутывать сложные житейские узлы в поисках этих самых причин. А вот с Юлькой вышла у нее осечка. Виноватой в этом была и она сама, и то, что класс она приняла новый, требующий особого внимания, и то, что новой была в школе и Юлька. Усложнило дело и поведение самой Юльки: девочка отмалчивалась или обещала учиться лучше, иногда плакала. И лишь поняв, что так она ничего не добьется, Наталья Федоровна отправилась к Юльке на дом.

Это первое посещение ничего не дало классной руководительнице. Мать Юльки была на этот раз трезвой, учительницу выслушала и обещала принять меры.

Два других посещения после того, как дела Юльки в школе не поправились, тоже ничего не изменили. Один раз родительницы не оказалось дома, а в другой раз она была настолько пьяна, что даже не слышала, как Юлька, дрожа от испуга и запинаясь, уверяла Наталью Федоровну, что мать очень поздно приходит с работы.

На следующий день Наталья Федоровна отправилась в магазин, где работала мать Юльки. И снова равнодушно смотрящая на нее женщина обещала принять меры. К тому же беседу прервали на середине.

— Не время, не время, — не очень-то вежливо заметила Наталье Федоровне директор магазина. — Понимаю, что вы из школы… Но у нас свой план, а у вас — свой. Так что — после работы…

И увела за собой Юлькину мать.

А время шло. И поняв, что ни по вызову, ни на родительское собрание мать Юльки не явится, в конце второй четверти снова отправилась к ней Наталья Федоровна. И только на этот раз до конца стало ей ясно, в чем дело.

Было утро воскресного дня. Катерина Смирнова только что встала. После вчерашней тяжелой попойки в ней жила лишь одна мысль — скорее опохмелиться. И в эту минуту вошла, Наталья Федоровна.

— Ты чего ходишь? — встретила ее Катерина. — Тебе что тут нужно?

— Я по поводу вашей дочери Юли… — растерянно начала Наталья Федоровна.

— Учится плохо? — вспомнила Юлькина мать. — А ты зачем? Учи! Тебе за это деньги платят.

Всякое видела Наталья Федоровна, но такое случилось с ней впервые. Перед ней сидела пьяная, полуодетая женщина и говорила такое, что лицо пожилой учительницы то заливала краска стыда за эту женщину, то оно бледнело от сдерживаемого гнева..