Жила-была девочка… - страница 17

Вот она еще маленькая, с косичками, девочка-дошкольница. Мамочка собирает ее в садик, и Юлька капризничает. Не потому, что ей плохо или ее чем-то обидели. Просто их двое, больших и веселых, — папа и мама. А она — маленькая, хрупкая, беззащитная — одна. И разве можно не воспользоваться этим, когда знаешь наперед, что два больших и веселых человека будут делать для тебя все, что угодно, лишь только потому, что делать им больше просто не для кого. И они делают. Папа строит рожицы, вспоминает козу-дерезу, а мамочка хмурится сквозь смех и торопливо сообщает Юльке о том, что хорошие девочки вообще никогда не капризничают. Но Юльке совершенно ни к чему быть сейчас хорошей.

А потом они с папой идут в садик. Это совсем недалеко, но дорога отнимает у них всегда массу времени. Во-первых, надо хоть чуточку постоять на перекрестке и посмотреть на уличный светофор. Никто им не командует, а он сам все знает и все делает. Только-только соберутся машины с одной стороны, как он — чик! — и зеленый. И побежали машины. Но светофор тоже с характером. Если машин слишком много и они все бегут и бегут, он сердится и останавливает их, загораясь гневным красным светом: постойте, отдохните.

А во-вторых, — дом. Он уже выше всех, а его все строят и строят. Так ведь и до неба можно скоро достроить.

— Юлька, — говорит папа. — Но я же вчера все тебе объяснил. Неужели забыла?

— Нет, папочка, — признается Юлька. — Я все помню. Даже что тебе дадут выговор, если ты опоздаешь на работу.

— Ну вот, — облегченно вздыхает папа. — Идем скорей.

— А тебе уже дали выговор?

— Нет еще.

— А почему?

— Не досталось, наверно. Не хватило на всех.

— А ты попроси.

Папа смеется.

Вечерами, прямо из садика, они заходят за мамой. Она вся в белом, как доктор. И веселая. Только тут не больница, а «Гастроном», и мамочке всегда некогда — столько народу хотят ее о чем-либо спросить.

Садик кончился как-то неожиданно. И однажды утром Юльку повели в школу. Папа шел торжественный и важный, а мамочка все волновалась, то и дело поправляя на Юльке платье, фартучек, и просила не забыть отдать цветы учительнице. И Юлька шла, торжественная и важная, и все время тоже волновалась. А когда пришла наконец в свой класс, удивилась и обрадовалась. Почти половина ее бывших приятелей по детсаду были здесь, вместе с ней, и бояться, стало быть, совершенно нечего.

Училась она старательно и до пятого класса была отличницей. А потом в дом пришла тревога. Она появилась как-то незаметно, неслышно, затаилась где-то в углу, но Юлька безошибочно знала, что она здесь, рядом, смотрит на нее и папу сердитыми рысьими глазами и чего-то ждет. И Юлька сжималась, затихала. Лишь иногда, чтобы разрядить каменеющую тишину квартиры, спрашивала:

— Папа, а у мамочки снова собрание?

— Да, собрание, — рассеянно отвечал папа, уже в который раз поглядывая на часы. — Тебе не пора спать?

Однажды ночью Юлька проснулась оттого, что мамочка плакала. Юлька вскочила со своей кроватки, бросилась к ней, но мамочка торопливо вытерла слезы, сказала, что ей все приснилось, и уложила Юльку спать. И утром Юлька никак не могла понять, было ли это на самом деле или действительно все ей приснилось? Да и мамочка была по-прежнему веселой и нарядной.

А через месяц, придя из школы, увидела Юлька у двери большой чемодан.

— Чей это? — поинтересовалась она.

— Папкин, — строго ответила мама. — Он больше не будет с нами жить.

— Почему?

— Так надо, — уверенно сказала мама. — Мой руки и садись за стол.

Как уходил папа — Юльке не запомнилось. Только и осталось в памяти, что папа повторял всего одну-единственную фразу:

— Катя, ты хорошо все обдумала?

Мамочка отвечала длинными и совсем не сердитыми фразами и не думала плакать.

«Пусть уходит, пусть», — думала Юлька, сидя в спальне. Если мамочка не плакала, то и волноваться не было причин. А отца она любила куда меньше, чем мамочку. Платья, игрушки, сандалии, разные шапочки, шоколад, конфеты — все это приносила мамочка. А папа сердился. За испачканное платье. За брошенные на полу чулки. За грязные руки. За сразу съеденную плитку шоколада. За все! Правда, он никогда не ругал и не наказывал Юльку, он только хмурился и заставлял убирать чулки или мыть сандалии. Но мамочка всегда была начеку.