Жить в присутствии Бога - страница 49
Грех всегда начинается с помысла. Помысел настолько увертлив и тонок, что просачивается даже туда, где никакого отверстия нет. С того момента, как он входит в человека, сразу становится ясно, в какую сторону склонится тонкая стрелка весов человеческой воли. Но если человек решился встать на путь Царствия Небесного, то сколько бы демоны ни сеяли помыслов, ни один не прорастает. Помысел ударяется в человека и отскакивает: он не может войти, потому что Царствие Божие надежно ограждено [1, 495].
Помысел чужд природе человека
Кто подчиняется помыслам, мечтаниям, плотским пожеланиям, тот уже не подчиняется закону Духа. Почему? Потому что, как правило, помыслы и мечтания — это выражение падшей воли человека, его глубинных устремлений, подсознания, как мы сказали бы сейчас. За помыслами стоит свободное произволение. Можно сказать, что человек сам вызывает в себе помыслы. Исключение составляют только два случая.
Во-первых, извинительно, что человека некоторое время борют помыслы, когда он только что обратился от греха к добродетели и хочет изменить свою жизнь. Тот, кто много лет прожил во грехе и теперь желает покаяться, поначалу, естественно, будет мучиться от помыслов, мечтаний и различных искушений. Но если он борется с собой, не просто удручая свою плоть, а стараясь освободиться от всякого чувственного, соблазнительного образа, и от сердца обращается к Богу, всю надежду возлагая на благодать Духа Святого, тогда искушения мало-помалу ослабевают и, наконец, исчезают совсем.
Во-вторых, помыслы простительны тогда, когда их внушает нам диавол. Бывает это по особому попущению Божию. Рассмотрим этот случай более подробно.
Как известно, человек от природы сотворен устремленным к Богу, дух его создан для того, чтобы возвышаться горé, искать встречи со своей первопричиной, с источником своего бытия — Богом, Который через вдуновение даровал ему жизнь. Если же дух человека обращается помыслами долу, к низшему миру, тогда, разумеется, вся его жизнь становится противоестественной: ангел низвергается в грязь. И это состояние никак нельзя считать нормальным, потому что ангел создан для жизни с Богом, Существом духовным.
Когда диавол, получив дозволение от Бога, начинает искушать человека, то, если это человек духовный, он переживает происходящее с ним очень остро, скорбит и страдает, потому что не хочет падать так низко. Он погружается, можно сказать, в некое болезненное состояние, оттого что Бог попускает демону сотрясать, угнетать его. Попускает для того, чтобы обнаружилась или его любовь к Богу, и тогда он будет победителем, или безразличие и недостаток любви, и тогда он предастся человеческим порокам, станет проводить жизнь жалкую и полную душевных страданий.
Помысел — это нечто чуждое природе человека, это исхождение ума за пределы самого себя. Ум создан для того, чтобы погружаться в себя и исследовать глубины человеческого существа. Как говорит апостол Павел, кто из человеков знает, что́ в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем (см. 1 Кор. 2, 11)? Ум сотворен также для того, чтобы проникать в неисследимые тайны Святой Троицы, через созерцание, общение с духовным миром. Но вместо всего этого он, предаваясь помыслам, исходит вовне и скитается по вселенной, в чуждом ему мире, блуждает там и сям. Таким образом он растрачивает свои силы, теряет подлинное бытие и живет вдали от своего отечества, как странник в чужой земле.
Но еще хуже, когда ум исходит из внутренней клети для того, чтобы предаваться мечтаниям. Тогда он становится намного более грубым, плотским. Воображение гораздо сильнее, чем просто помыслы, оскверняет человека, так что он теряет тонкую способность проникать в мысленные, умопостигаемые предметы. Человек, погруженный в мечтания, никогда не достигнет цельности своего внутреннего мира и потому не сможет вступить в общение с Богом, Который прост и несложен. Нужно быть простым, чистым, цельным, чтобы приближаться к Богу [3, 160–162].
Как правило, всякий помысел человека бывает порождением его воли и желаний. Чего желает человек, о том он и помышляет, то и воображает, тем и живет и во сне и наяву [3, 163].