Жизнь? Нормальная - страница 12

В общем-то, Рушницкий был прекрасным компаньоном. Даже не храпел; он «пуфкал». Когда он переставал пуфкать, я просыпался, как пассажир на остановке. Было страшно и тихо. Я зажигал свет и видел это лицо.

— Николай Иванович, вам плохо?

— Мне никогда не было хорошо, — с юмором отвечал Рушницкий.

Я жадно смеялся и в ознобе накрывался вторым одеялом…

— Так какие же требования нужно предъявить к своей будущей жене? — повторил я вопрос.

Рушницкий поморщился.

— Ничто так не удручает, как банальность. В вас столько юмора. Может, вы предложите назвать мой опыт размышлений техническими условиями на серийную жену?

— Но обо всем этом можно говорить только шутя.

— Нет, только серьезно. Страшная вещь — идолопоклонство.

— Давайте — серьезно, Что значит «идолопоклонство»?

— Поклонение идолу.

— Николай Иванович! Ведь мы договорились — серьезно.

— Идол многолик, — Рушницкий открыл глаза. — Первый респектабельный муж. Второй респектабельный муж. Память о них или один из них, живущий рядом. Он, якобы, беспомощный и неприспособленный, которого вашей жене по-человечески жаль. Или это оболтус-пасынок, доставшийся вам от одного из этих респектабельных, — вдруг озлобился он. — Нездоровая какая-нибудь идеология. Хобби, которое вы не переносите. Квартира, которую почему-то нужно менять. Довольно с вас примеров?

Рушницкий вдруг встревожился и посмотрел на часы.

— Григорий Александрович, займите мне место. Мой талон на ужин…

— Вот этот, — помог я ему разобраться в куче серых бумажек с печатями,

Когда Рушницкий исчез за поворотом аллеи, я встал и не торопясь пошел в сторону столовой.

Опиленные чуть не до стволов деревья напоминали кактусы. Пустая аллея выглядела этакой мексиканской.

Навстречу мне шла задумчивая женщина в розовом.

Показатель отрешенности: сумочка в ее руке висела, как фонарь. Это помогло мне быстро сконструировать первую фразу для знакомства.

Я встал на ее пути — что будет?

— Извините, — почти столкнулась она со мной.

— Ничего. Мне представляется, что в руках у вас не сумочка, а фонарь: вы разыскиваете умного человека, с которым можно поговорить.

— Может быть.

— Поздравляю вас. Вы его нашли.

— Я… сомневаюсь в этом. Умный человек не может быть самодовольным.

— Это напускное. От отчаяния.

— Так бывает с застенчивыми, — с иронической искрой заметила она. — Давайте я вам помогу.

— В чем?

— Стать раскованным.

Я упускал инициативу.

Мы сели на лавочку.

— Начнем с того, простой советский Дон Жуан, что иа этот раз у вас успеха не будет.

— Обескураживающее начало.

— Начало? Чего?

— Ну… нашего знакомства. А как представить себе успех, о котором вы изволили заметить?

— Так, как вы себе его представляете.

Я послушно представил себе типовую схему моих отношений с женщиной.

— Затем попробуйте отнестись ко мне с уважением. Без обидной снисходительности, — добавила она.

— Попробую. Но ведь я не знаю вас?

— Браво. Вы начинаете думать. Еще, правда, несмело. Давайте я опять помогу вам.

— Очень интересно.

— Вы не знаете меня. Вот именно поэтому вы и должны отнестись ко мне с уважением.

— Вы хотите сказать, что при нулевой информации предпосылок к уважению столько же, сколько и против? Пятьдесят на пятьдесят?

— Не совсем. Сейчас я узнаю — добрый вы или нет.

— Я добрый и выбираю вариант с уважением.

— Да вы умница!

— Я же сказал вам об этом с самого начала.

— Ой, — поморщилась она. — Вы опять испортили о себе впечатление.

— Главное — ваши впечатления, ощущения. Самоуверенность и самодовольство где-то рядом, что-то их роднит. Что?

— Эгоцентризм.

Она стала серьезной.

— Мне не нравится наш разговор. Я не нравлюсь себе, вы — себе. Ведь верно?

— А друг другу?

— Это ужасно! Мне не нравится оттенок какой-то… пошлости в нас обоих. Давайте помолчим.

Оказывается, парк населен звуками. Репродуктор объявил исполнение вагнеровских Валькирий. Засвистел симфонический ветер, властно зазвучали тромбоны.

— Как вы относитесь к Вагнеру?

Глазами она попросила меня замолчать.

Когда отревел финал, сказала, чуть извиняясь.

— Я совсем не музыкальна. Медведь на ухо наступил. Когда я слушаю «Валькирий», я все, наверное, воспринимаю неправильно. И не знаю толком немецкой мифологии. Но я вижу!