Жребий Иерусалима [= Поселение Иерусалим; Иерусалимов Удел / Jerusalem's Lot] - страница 13

– Вы были там внутри?

– Нет, только заглядывала в окно. А вы?

– Да. Один раз.

– Жуткое место, правда?

Они помолчали, думая о доме Марстенов. У обоих воспоминания были неприятными, хотя и по-разному. Трагедия, связанная с домом, произошла еще до их рождения, но у маленьких городов долгая память, и они передают свои страхи из поколения в поколение.

История Хьюберта Марстена и его супруги Берди была самой близкой по времени тайной в истории города.

Хьюби в 1920-х был президентом крупной транспорт ной компании в Новой Англии, которая, как утверждали, по ночам занималась более прибыльным бизнесом, тайно перевозя канадское виски в Массачусетс.

Они с женой переехали в Салемс-Лот весьма обеспеченными в 1928 году и потеряли большую часть своего состояния (а размеров его, по словам Мэйбл Вертс, не знал никто) во время биржевого краха 29-го.

Последующие десять лет Марстены прожили в своем доме, как отшельники. Видели их только по четвергам, когда они выходили в город за покупками. Тогдашний почтальон, Ларри Маклеод, говорил, что Марстен выписывал четыре газеты, в том числе «Сэтердей ивнинг пост» и «Ньюйоркер», и фантастический журнал «Занимательные истории». Он также получал каждый месяц чеки от своей компании, обосновавшейся в Фолл-Ривер, штат Массачусетс. Ларри утверждал, что он опускал всю поч ту в ящик, ни разу не общаясь с хозяевами.

Ларри и нашел их однажды летом, в 1939-м. Он обнаружил, что уже пять дней никто не забирает из ящика почту, и решил сложить ее на крыльце.

Это было в августе, и трава у дома Марстенов была высокой и сочной. На западной стороне буйно разрослась жимолость, и пчелы деловито жужжали над ее тяжелыми белыми цветами. Тогда дом выглядел еще довольно приятно, несмотря не некошеную траву, и все считали, что Хьюби отхватил себе лучшее гнездышко в Салемс-Лоте.

Ближе к крыльцу, как рассказывал почти шепотом каждой новой участнице Женского клуба, Ларри почуял что-то нехорошее, похожее на тухлое мясо. Он постучал в дверь. Ответа не было. Заглянув внутрь, он не смог ничего разглядеть из-за полумрака. Тогда он обошел дом сзади. Там запах был еще сильнее. Ларри толкнул дверь, обнаружил, что она не заперта, и вошел в кухню. Там лежала, раскинув босые ноги, Берди Марстен. Полголовы у нее было снесено выстрелом.

(«Мухи, – всегда вставляла в этом месте Одри Херси. – Ларри говорил, что на кухне они прямо кишели. Жужжали, летели туда… вы понимаете. Мухи».)

Ларри Маклеод повернулся и побежал в город. Он поднял Норриса Вэрни, тогдашнего констебля, и трех или четырех посетителей магазина Кроссена – тогда отец Милта уже обосновался в городе. Среди них был старший брат Одри, Джексон Херси. Они залезли в «шевроле» Норриса и почтовый фургон Ларри.

Кроме них, никто в дом не входил, и на десять дней в городе воцарилась суматоха. Как только она начала стихать, масла в огонь подлила статья в портлендском «Телеграфе». Там были помещены и рассказы участников операции. Дом Хьюберта Марстена оказался лабиринтом, крысиным логовом узких коридоров, окруженных пожелтевшими грудами старых газет и пирамидами старых книг. Собрания сочинений Диккенса, Скотта и Мариэтта, списанные из городской библиотеки предшественницей Лоретты Стэрчер, так и остались в связках.

Джексон Херси поднял одну из газет, начал перели стывать и застыл. К каждой странице была аккуратно приклеена долларовая бумажка.

Норрис Вэрни обнаружил, что Ларри поступил очень мудро, не войдя в дом через переднюю дверь. К столу напротив нее была привязана винтовка, курок которой, в свою очередь, оказался соединенным с ручкой двери. Дуло смертоносного оружия было нацелено в дверь на уровне сердца.

(«Ружье было заряжено, понимаете, – вставляла здесь Одри. – Ларри или любой другой, вошедший туда, попал бы прямо к райским вратам».)

Были там и другие странные вещи, менее мрачные. Сорокафутовая связка газет заслоняла дверь в столовую. Одна из ступенек лестницы, ведущей наверх, провалилась и легко могла сломать кому-нибудь ногу. Скоро стало понятно, что Хьюби Марстен был не просто странным, а совершенно ненормальным.