Жуки с надкрыльями цвета речного ила летят за глазом динозавра - страница 8
Когда мы с бабулей Мартулей открыли калитку и прошли сквозь заросший сад к дому, Существо вышло на крыльцо нам навстречу. Увидев Существо в первый раз, я спросила бабулю:
— Что это?
— Это твоя прабабка, — шепотом ответила она, пихая меня локтем в бок, чтобы я потише задавала вопросы.
Но пихала она меня зря — Существо оказалось почти глухим, оно слышало только очень громкие звуки.
Существо знало, как называется каждое растение в саду, и еще оно знало много историй о других древних существах — фашистах, Сталине и Гагарине. Пока в беседке, которая была обвита виноградной лозой, бабуля растирала Существу худые ноги травяной настойкой, я слушала эти истории. Бабуля тоже громко рассказывала свои истории — про рельсы, локомотивы и железнодорожные стрелки. Из этих рассказов я смутно поняла, что в молодости, когда шла война, бабуля Мартуля была стрелочницей.
Я уходила в сад и, сидя в траве, наблюдала за жуками. Веточкой я преграждала им путь, а потом подталкивала в правильном направлении, чтобы жуки, как поезда, шли к горизонту — я стала стрелочником жуков. В саду было тихо. Надо мной нависали ветки шелковицы с гроздьями бордовых ягод. Раздавленные ягоды всюду лежали под ногами — их никто не собирал. Потеряв интерес к жукам, я подбирала с земли прохладные камни и клала в карман — камни превращались в мои сокровища.
Как-то калитку открыла соседская женщина и прошла к беседке, где бабуля Мартуля и Существо пили чай. В руках у женщины была глиняная крынка, которую она поставила на стол. Женщина обратилась к Существу:
— Молочка купите, Ульяна Прокопьевна?
Тогда я вдруг с изумлением осознала, что у Существа есть имя. Я подошла к Существу, которое, оказывается, все это время имело свое название, и вытянула ладонь. На ладони лежал один из моих камней.
— Чегой-то? — проговорило Существо.
— Это камень-метеорит, — ответила я.
— Ась? — сказало Существо.
Я положила камень на коленки прабабки и снова ушла в сад.
Уезжая из большого старого дома, бабуля Мартуля набрала целую сумку саженцев — для нашей дачи. И мы снова отправились на железнодорожную станцию — ждать поезд.
На обратном пути в быстром поезде были открыты окна. Некоторые люди сидели в одних штанах, а их волосатые животы покрылись капельками росы, как трава в саду. Пахло остывшей жареной курицей — и из-за этого гадкого запаха я отказывалась от всякой еды, которую предлагала мне бабуля Мартуля.
Поезд остановился, и сквозь окно вагона я увидела кирпичное здание станции. По вагону шла девушка в синей форме, и бабуля Мартуля спросила у нее:
— Сколько стоять будем, дочка?
— Пятнадцать минут, — ответила та.
И тут же бабуле Мартуле пришла в голову идея — сойти с поезда и купить еще саженцев, ведь их продавали прямо на платформе. Не могла она отказаться от такой возможности. Ведь это же саженцы! У бабули Мартули даже лицо становилось жадным, когда она их видела. Она схватила кошелек, наказала мне ждать ее и убежала.
Я ждала вечность. А когда вечность прошла и поезд тронулся, я вдруг поняла, что бабуля Мартуля не вернется. Девушка в синей форме говорила мне: «Не плачь, девочка». Люди, чтоб успокоить меня, совали мне в лицо куски остывшей жареной курицы, но это не успокаивало. Тогда человек с волосатым животом протянул мне конфету. Конфету я зажала в ладони и продолжила плакать.
Я плакала четыре часа. А потом поезд остановился, и в вагон влетела бабуля Мартуля с кошельком под мышкой и мешком саженцев в руке. Она усадила меня на колени и носовым платком принялась оттирать мою ладонь от растаявшей шоколадной конфеты. Я заснула от счастья. Это счастье нельзя было пережить, бодрствуя, — такое оно было огромное.
Оказывается, бабуля Мартуля побежала за поездом, когда он тронулся. Успела залезть на какую-то «приступочку» вагона и ехала четыре часа, держась одной рукой за поручень, а другой крепко прижав к груди мешок саженцев и кошелек.
Когда дома мать услышала эту историю, она покачала головой и сказала: «За такое поведение твою бабулю нужно посадить под домашний арест и месяц не пускать на дачу». Наверное, для бабули Мартули это было бы самым страшным наказанием. Я испугалась за нее.