Журнал «Вокруг Света» №02 за 1978 год - страница 40

За коровами и ходить не пришлось. Прибежали сами, гремя копытами, столпились, дрожащие.

Скоро прибежали и мальчики, уселись, виноватые, что не поспели вовремя: уж очень все получилось неожиданно. Успели загнать самых маленьких телят под навес, и тут началось. Балаган только постанывал под ветром, готовый сорваться и улететь с горы, как бумажный змей.

Потом вся эта сверкающая тьма сдвинулась ниже, зацепившись за вершину, над которой сверкали молнии, а из посветлевшей ночи появились Гудим и Леонтий, мокрые, конечно, до нитки. Их лошади, казалось, тоже промокли насквозь. Они стояли, привязанные к изгороди, отряхиваясь и позванивая стременами и уздечкой, ждали, пока их расседлают.

На следующий день прошли совсем немного. Костер сделали на этот раз далеко от воды. Ее принесли в ведрах из родника, что около дома геологов. Пока варилась мамалыга, Леонтий съездил на лошади в село и скоро вернулся. Сказал, что магазин уже закрыт, но зато сегодня в клубе кино и танцы.

Дети сразу же вскинулись, залопотали от возбуждения. И Базала как бы равнодушно машет рукой: идите, как хотите. Что поделаешь: эти дети выросли среди машин, и кроватки их стоят около телевизоров. Старику не хочется быть несправедливым. Да и что скажешь? Недовольно смотрит он, как мальчики, спеша, не дожидаясь мамалыги, отрезают по куску хлеба и торопливо пьют молоко.

Старшие никак не могут решить, кому оставаться, и тогда Гудим достает из кармана кубик для нард, и они по очереди кидают три раза. У Леонтия — беш, беш, беш. Он выиграл и уходит с детьми, веселый. Оставшись вдвоем, Базала и Гудим почти не разговаривают. Гудим и так-то молчун, да и молод еще. После ужина он моет посуду, обходит стадо, кормит собак. Потом, когда старик ложится и накрывается буркой, Гудим достает из своего рюкзака транзистор и находит музыку. В темноте у костра глухо стучат барабаны...

И все-таки осень наступила. В горах, наверху, это чувствуется сильнее. Ночи холоднее. Дров надо больше. Да и трава уже не та. Лошадям хватает, те не хотят уходить с верхов. А вот скот, особенно молодняк, часто остается ниже балагана, в лесу.

Базала еще хорошо помнит, как раньше в таких случаях старший пастух, узнав, что часть стада не пришла, брал ножницы, связывал их, читал заговор, и после этого все успокаивались, зная, что ноги и пасти зверей в лесу теперь «связаны». Сейчас так, конечно, не делают.

Тише стало в балагане. Детей Леонтий повез в Псху и посадит на самолет, им надо в школу. Знакомый пастух, с другого коша, довезет их до дома. Как там дома? Все ли здоровы? Базала иногда разрешает себе перед темнотой пойти к обрыву, что в стороне от балагана, сесть там на бурку и смотреть. Внизу дорога, село, хутора. Напротив, через темную уже долину, Бзыбский хребет...

Ночью их засыпал снег. Не разжигая костра, они снялись рано утром и ушли. Теперь будут спешить, чтобы завтра уже перейти перевал, иначе снег отрежет их здесь.

Пастухи уже соскучились по дому, да и дела там есть. Кто-нибудь их заменит на время у стада, и они помогут семье: привезут дрова на зиму, поправят изгороди, крыши, разольют вино из больших бочек по маленьким бочонкам.

Из бочонков они перельют вино в большие бутыли. Из стеклянных бутылей нальют в глиняные кувшины, которые отнесут к столу. На столе вино будет разлито в прозрачные стаканы, и обойдет всех рог тура, наполненный, который на стол не поставишь.

В. Шестаков.

России — Волга, в Польше — Висла, в Венгрии — Дунай, в Испании — Тахо. А во Франции? Есть ли там река, которая являлась бы символом национального духа, поэтической музой и средоточием истории?

Вопрос нелегкий. Вкусы французов крайне разнообразны, равно как и привязанности. Вспомним хотя бы горестное восклицание французского государственного деятеля: «Как можно управлять страной, в которой насчитывается шестьсот сортов сыра!»

Давно не значатся на карте исторические провинции — есть только Париж и «Провинция» (вся остальная Франция), но человеческие корни крепко держатся в месте рождения. Поэтому на вопрос, заданный вначале, можно ожидать множество ответов. Северянин станет рассказывать о Сомме, лотарингец — о Мозеле и Марне, лионец — о Роне, гасконец — о Гаронне, беарнец — об Адуре, парижанин — конечно, о Сене. Это все заметные реки, а есть еще множество мелких, и каждая найдет своих ревнителей.