Журнал «Вокруг Света» №04 за 1985 год - страница 27

— Боже, Ене, как он молод, как молод! — говорила она мужу.

— Войне безразличны возрасты, Илона...

Уже глубокой ночью Жорку, заведенного от собственных разговоров, оставили одного. Постелили ему тут же, в мастерской, на диванчике. Хозяева вежливо пожелали ему спокойной ночи, и снова эти простые слова прозвучали для него отзвуком далекого родного дома.

Радист так и не добрался до постели, источавшей белизну и свежесть. Он уснул, уронив голову на стол. И его руки лежали ладонями вниз на светлой скатерти.

Из башни хорошо было видно, как появлялись из сумерек очертания холмов и городских зданий. Туда и всматривался радист, склонившись к окошку.

Чувство настороженности, которое вселяет передовая, сейчас оставило его. Он услышал запахи согретой ранним солнцем земли, увидел парк, неровным пятном окруживший замок, но странно — ничто его не волновало. Это было знакомо многим, кто переходил с ним границы на пути к Берлину. Чужая земля. Она могла настораживать, восхищать, удивлять, но волновать — нет, этого не было.

Вспомнил радист, как шли они в темноте со старшиной, прокладывая тонкий провод по веткам деревьев, и сейчас он подумал, что тянется этот провод к его окопам, к орудийным расчетам, которые ждут его, Жоркиного, голоса. Но мысли эти не успокоили, напротив, насторожили, напрягли его нервы, и радист еще пристальнее начал всматриваться в даль...

Прогремел залп, и он начал накручивать ручку телефона:

— Шестой! Шестой! Я — четвертый! Я — четвертый!

С востока в сторону города и от города на восток ударили орудия, и протянулась сплошная гудящая мощь несущихся друг на друга снарядов.

По далеким дымкам и вспышкам, передвижениям техники радист угадывал расположение немецких огневых точек и кричал в трубку:

— Шестой! Шестой!.. Квадрат двадцать, квадрат двадцать! Шестой! Квадрат восемнадцать! В восемнадцатый поддайте огонька!.. Шестой, шестой!..

Вскоре он потерял ощущение времени, пространство сжалось в одну сплошную полосу, закипавшую белыми разрывами, которые нужно было засечь и тут же передать их координаты.

Когда начался артобстрел, Бори с женой спустились в подвал. Архитектор, поджав губы и привалившись прямой спиной к стене, сосредоточенно смотрел на входную дверь, сквозь щели которой пробивались пыльные солнечные струи. Илона тоже молчала, и, только когда вой пролетевших снарядов становился невыносимо близким, она сжималась всем телом, и ей хотелось лечь на землю вниз лицом.

Сколько продолжался этот грохот, этот обстрел — час? два? три?..

И вдруг все смолкло.

— Кажется, все? — негромко сказал Бори и взглянул на Илону.

— Не знаю, Ене...

Бори медленно поднялся и пошел к двери.

— Подожди. А вдруг снова?..

Бори остановился и так стоял какое-то время, стараясь понять, что же происходит там, наверху. Наконец он не выдержал:

— Я все-таки выйду посмотрю. Может быть, этому мальчику что-нибудь нужно?

— Я хочу пить, Ене...

Бори вернулся через несколько минут с ведром, наполовину наполненным водой.

— Пей, Илона, и я отнесу ему воды в башню...

Бори вышел во двор, решив обогнуть замок и тем самым сократить путь, не кружась по внутренним лестницам и коридорам.

Солнце поднялось высоко и зализало все вокруг сочным ленивым светом, в котором тишина после воя и грохота ощущалась особенно остро. Легкий ветер перебирал молодую листву.

Бори уже подошел к башне, когда со стороны города послышалось несколько хлопков, и вслед за ними нарастающие, пронзительные звуки.

Архитектор нутром почувствовал надвигающуюся опасность, которую несли эти звуки, и, повинуясь окатившему его страху, поставил ведро на землю и кинулся бежать к стене.

Взрыв отшвырнул его.

Когда Бори очнулся, услышал сухое потрескивание, будто где-то горело дерево. Он встал и оглянулся на башню.

Архитектор сразу все понял. Он увидел свое ведро и почему-то снова взял его.

Постепенно он убыстрял и убыстрял шаг...

Радист лежал кверху лицом, вытянув вдоль туловища руки. Из-под спины вился обрывок черного провода. Глаза смотрели в небо открыто, неподвижно и, казалось, застыли в удивлении.