Журнал «Вокруг Света» №04 за 1988 год - страница 11

Вертолет оторвал себя от земли, и в глаза хлынул яркий свет: леса внизу словно наливались осенними пожарами. Нежнейшие розовые, желтые, палевые пятна заливали удорскую тайгу-парму, и среди них отчетливо выделялись кровяные всплески рябины... Ми-2 шел вдоль Вашки, повторяя ее береговые извивы, на которых притулились древние деревеньки. Усть-Вачерга, Георгиево, Острово, Лоптюга, Совчедын — многие из них уже отжили свой деревянный век и были покинуты. Но некоторые еще держались, и крепко, за эту скудную северную землю, за отчие луга и пожни, за рыбные и охотничьи ловища, с которых худо-бедно, а все же кормились многие поколения.

С высоты река напоминала скрученную перепутанную нить. Чем ближе мы подлетали к верховьям, тем суровее, отрешеннее становился пейзаж.

— Пинебаза! — обернулся ко мне Коврижных.

Честно говоря, я думал, будет какая-нибудь избушка. Но никакого намека на человеческое присутствие...

Повсюду стелилось уныло плоское, почти укатанное пространство с сизой дымкой у горизонта. Нескончаемые еловые версты с незаметными переходами от одного оттенка зелени к другому. Я попросил у Коврижных бинокль: может, сумею разглядеть колею, по которой десятилетиями тянулись обозы с сеном? Может быть, тропка охотничья мелькнет среди деревьев? Никаких следов. Нехорошие предчувствия зашевелились во мне: как же мы найдем обратную дорогу?

Николай Васильевич о чем-то спорил с пилотом, показывая ему свою карту.

Вдруг впереди открылся вырубленный массив со штабелями разделанной древесины и веером лесовозных дорог, стальное лезвие реки и примерно десятка три щитовых домов, прилепившихся к излучине.

— Так это же Кода! — почти закричал я, хотя никогда не бывал в этом лесопункте.— Мы промахнулись и залетели в Архангельскую область.

— А что, верно! — рассмеялся Коврижных.— Назад — и строго на северо-восток! — приказал он пилоту и принялся разглядывать на карте-пятисотметровке два сплюснутых оранжевых пятнышка, вытянутых с севера на юг,— желанный квартал номер 275. До него было лету каких-нибудь пятнадцать минут.

4

Чаща! Вот наконец мы и встретились...

После многих хлопот, томлений, ожиданий, бесплодных переговоров и бессонных ночей я имел бы полное право сбросить рюкзак, вдохнуть полной грудью и крикнуть на весь лес: «Здравствуй, Берендеева Чаща!» Но вместо этого я запалил костер, повесил над ним котелок, а Коврижных всыпал туда из пакетика светло-желтый порошок под названием «Суп вермишелевый домашний». Вот так мы отметили свою встречу с заповедным лесом.

Первые шаги по Чаще — сплошное разочарование. Будто меня раззадорили, раскочегарили, наобещали всяческих чудес, а подкинули дешевую подделку. Обычные сосны и ели, ничем не примечательные. Обычный хвойный лес на беловато-зеленой подстилке, сотканной из лишайников, кустиков брусники, черники, вереска. Тут, наверное, росли когда-то строевые деревья, но их вырубили, и почву оккупировал прыткий мох сфагнум, после чего расплодились березы и ольха.

Еле видимая тропинка петлей затягивала лесистый холм. В сущности, это была уже дикая тропинка, ничейная, проложенная когда-то зверем или охотником, но в ней угадывалась своя лесная логика. Тропа иногда терялась в путанице опавшей листвы и диких злаков, пролезала между двумя близко стоящими соснами, скатывалась в ложбину с ржавой, застойной водой. Она уводила то в чащу, то на черничную полянку, упиралась порой в поверженное дерево с вывороченными корнями, где следы ее совершенно обрывались. Но, оглянувшись назад, я убеждался, что это самый быстрый и удобный путь, который вел наверх.

Николай Васильевич по каким-то неуловимым признакам угадывал присутствие этой древней тропы, и вело его вперед седьмое чувство — природное ясновидение, свойственное таежникам.

— Стоп! — сказал Коврижных, сбрасывая рюкзак у подножия сосны-великана.— Обратите внимание, крона дерева обрела зонтичную форму, она разрежена и просвечивает, а это значит — рост дерева прекратился. Питание идет в основном на поддержание жизненных сил. Нижние ветки отмирают, кора грубая, в трещинах. Сосне более 250 лет, она на пределе своего возраста,— объявил он как приговор. Потом обошел вокруг дерева и даже привстал на цыпочки: