Журнал «Вокруг Света» №07 за 1960 год - страница 14

Это агава, китайцы метко назвали ее «меч-травой». Каждый полутораметровый лист как обоюдоострый меч сказочного богатыря. Дитя пустынь, агава неприхотлива, почти не требует ухода. Эти плантации не надо огораживать от скота. На них даже нарочно выгоняют буйволов: пусть «пропалывают» междурядья. Острые листья агавы защитят сами себя.

Агава — важная лубяная культура. Экзотические мечевидные листья ее, промятые на станке, превращаются в пучки обыкновенной пакли. Из этого волок — на вьют морские канаты, делают брезент.

Проходя мимо зарослей померанцевой травы, невольно ищешь глазами неведомые цветы. Трудно поверить, что густой, резкий аромат издают сами невзрачные стебельки, так похожие на осоку. Померанцевая трава, или цитронелла, — ароматическая культура.

Цитронеллу высаживают рассадой, как рис а потом ее можно скашивать каждые четыре месяца. Получить урожай, а значит и доход, так быстро — очень важно для новоселов. Вот почему в молодых госхозах про померанцевую траву говорят, что она поставила, всех на ноги.

Другое дело — гевея, уроженка Бразилии. Ее надо выхаживать семь-восемь лет, прежде чем получишь драгоценные «слезы дерева» — каучук.

Дерево это сразу же бросается в глаза. Тонкий и ровный, как оглобля, ствол только на высоте человеческого роста выбрасывает в стороны сучья. Они тоже длинные и голые, ветвящиеся лишь на концах. А на конце ветки, на длинном черенке — будто искусственно приклеенные три листочка.

Гевея — это как бы дерево-подросток, долговязый и неуклюжий, это дерево-схема, состоящая из прямых линий.

Гевея хорошо растет по горным склонам на месте девственных лесов. Когда деревце достигает шестнадцати  сантиметров в диаметре (обычно на восьмой год), можно начинать сбор каучука. Впрочем, я видел плантацию, заложенную в 1952 году, которая уже два года дает доход. Сейчас это уже настоящий лес, сомкнувший кроны. Рыхлая, промотыженная земля покрыта опавшими листьями да вываренной померанцевой травой, которую завозят сюда как удобрение. Трава продолжает пахнуть и защищает сборщиков от комаров.

На серебристо-серых, как у осины, стволах видны сделанные наискось надрезы. На каждом дереве — номер, на вбитом рядом колышке висит перевернутая чашка.

Орошение полей, посадка риса — все это вошло в жизнь лицзу недавно.

За несколько часов до рассвета с фонариками, укрепленными на голове, как шахтерские лампочки, сборщики выходят на плантацию. Нужна большая сноровка, чтобы быстро и аккуратно срезать нижнюю кромку надсечки. На ней сразу же выступает молочно-белый сок — латекс. По желобку, воткнутому в конец надсечки, он стекает вниз, в чашку.

Гевея... В этом невзрачном деревце — будущее Хайнаня. Производство тропических культур с упором на каучук — таков курс экономического развития острова. Хайнаньские плантации будут снабжать каучуком не только народное хозяйство Китая, но и другие братские страны.

О каучуке говорят везде, даже в глубинных районах острова, в селениях лицзу. А давно ли горцев научили пахать, орошать поля, высаживать рисовую рассаду? Сейчас они уже участвуют в раскорчевке девственных зарослей под плантации гевеи, ухаживают за саженцами.

Наступление на хайнаньскую целину началось. Создано более ста госхозов, занимающихся выращиванием тропических культур. Каждый год на остров приезжает пополнение: 30— 40 тысяч человек. В большинстве это демобилизованные воины, сельские активисты с комсомольскими путевками.

— На природу мы не в обиде. Людей бы побольше: ведь сейчас и трех миллионов нет, — так не раз говорили мне на острове. — Пересели сюда еще хоть миллион — и то не хватит.

Целина... Это слово, столь не вяжущееся со словом «тропики», вошло в обиход хайнаньцев. Перевитые лианами и плющом горные леса превращаются в каучуковые плантации. Сухие нагорья, покрытые редким колючим кустарником, будут орошены водой запруженных рек. Новые лесные полосы защитят прибрежные низменности, опустошаемые ныне тайфунами.

Есть у хайнаньцев притча о волшебной жемчужине. Алчные богачи не раз пытались хитростью и обманом выманить драгоценный перл у ловца, который достал его с морского дна. Но как только жемчужина попадала в чужие руки, она тускнела. И лишь вернувшись к тому, кто освободил ее из темного плена раковины, жемчужина вновь обретала свой сказочный лучистый блеск.