Журнал «Вокруг Света» №08 за 1982 год - страница 4

То, что на Севере холодно, общеизвестно. Так же общеизвестно, что «холодно» на языке экономистов означает «дорого». Себестоимость любой произведенной на Севере продукции выше, чем в средней полосе. В том числе и за счет того, что для северян необходимо создавать особые условия жизни, которые могли бы своим комфортом компенсировать тяготы сурового климата. А сделать это невозможно, бесконечно наращивая численность населения на таких гигантах, как, например, Южно-Якутский ТПК. Здесь должна сказать свое слово трудосберегательная политика, иными словами, то, что мы увидели на разрезах в Нерюнгри: вместо колонн из десятков обычных самосвалов несколько 120-тонных БелАЗов, вместо десятка средних карьерных экскаваторов один сверхмощный. То есть вместо сотен работающих в карьерах людей — десятки.

Все это теперь не проекты отдаленного будущего, а сегодняшняя реальность. И, как принято говорить, один из «уроков Нерюнгри». Значение стройки выходит далеко за пределы Южной Якутии. В промышленной зоне БАМа предполагается строительство около десяти таких комплексов. Поэтому Южно-Якутский ТПК, став первенцем БАМа, является еще и своеобразным полигоном, на котором испытываются методы и стратегия освоения севера Дальнего Востока.

Чтобы по достоинству оценить масштабы уже достигнутого в Южной Якутии, нужно уметь постоянно делать поправки на всю ту же северную специфику «холодно—дорого».

— Ох и намучились мы в свое время с этим участком дороги,— роняет мимоходом Теверовский, когда наш «рафик» проносится по самому обычному, ничем не выделяющемуся отрезку дороги.

— Почему?

— Мерзлота,— коротко отвечает

Теверовский, и я вспоминаю аласы.

Перевод на русский этого якутского слова как «таежная поляна» неточен. Когда я впервые увидел аласы в Центральной Якутии, то решил, что это высохшие озера. Довольно обширные поляны, иногда в диаметре до сотен метров, часто с небольшим озером в центре, опущенные на несколько метров ниже уровня земли. Можно предположить, что на этом месте десятки, а может, сотни лет назад кто-то развел костер или просто вскопал землю, тем самым очистив от травы, мха, опавшей хвои — того, что экологи называют термоизоляционным покровом. Жаркое летнее солнце нагревало эти проплешины, и мерзлота в этом месте протаивала. Началось проседание почвы — процесс многолетний и необратимый. В результате тысячи аласов в якутской тайге. В Нерюнгри мерзлота расположена островками, но нрав ее неизменен — дороги «плывут», кубометры грунта проседают и проседают неведомо куда. Легко представить, что имел в виду Теверовский, говоря о дороге. И если даже малое, эти два-три километра дороги, дается с таким трудом, чего же тогда стоят все эти карьеры

и промышленные сооружения, возведенные в Нерюнгри? Чего стоит сам город Нерюнгри?

В 1978 году Новый город Нерюнгри только обозначался. Помню, мелькнул за окном машины десяток-другой строящихся деревянных домов, а потом еще несколько панельных. А в семьдесят девятом, договариваясь о встречах, я уже записывал в блокнот названия улиц Нового города...

После первой прогулки по городу я зашел в исполкоме к главному архитектору города Нерюнгри Виктору Еремеевичу Пернисову.

На мой вопрос, каким будет облик Нового города, архитектор ответил:

— Облик его уже вырисовывается. Во многом он определяется рельефом местности — склоны сопок, лиственничные леса... Дома возводятся с учетом повышенной сейсмичности района. Здания будут в четыре-пять этажей, в ключевых местах города до двенадцати. Одна из наших главных забот — сохранить в городе лес. Из-за этого пришлось в ходе строительства даже менять проекты...

Разговор этот происходил в 1979 году. А через два года я ездил по Новому городу, о котором мы говорили с Пернисовым. Обойти его пешком мне было бы уже не под силу. Вот запись, сделанная в 1981 году. «Мы гоним по длинной, уходящей в тайгу улице. Однако то, что издали казалось лесом, оказывается небольшим леском, оставленным строителями, мы проскакиваем его и попадаем в абсолютно новый квартал, автобус несколько раз сворачивает с улицы на улицу, и уже при всем желании я не могу восстановить наш маршрут. Утром напротив дома, в котором нас поселили, обнаруживаю несколько кирпичных зданий, соединенных галереями, на заборе щит: «Строительство ГПТУ». В общем-то привычное каждому горожанину явление. Но еще три года назад здесь любой — от начальника комбината до случайного попутчика в автобусе — мог бы подробно рассказать о каждом строящемся каменном доме, а уж о строительстве училища приезжим сказали бы обязательно. В этот приезд я обнаружил его случайно. Это понятно: строят много. У нерюнгринцев уже начинает складываться психология горожан, она сменяет психологию освоителя, пристрастно учитывающего каждое новое строение».