Журнал «Вокруг Света» №09 за 1975 год - страница 47
Советский ученый академик Г. И. Петров придерживается иного мнения. Скорее всего 30 июня 1908 года над сибирскими просторами разрушился массивный, но очень рыхлый снежный ком. Могут ли быть такие комья во вселенной? Могут, считает ученый. В 1965 году над Канадой произошел очень похожий взрыв, правда, в неизмеримо меньших масштабах, чем в Сибири. Но как образуется в космосе такой снежный ком, сколько времени живет — это пока неизвестно.
Одним словом, тайна Тунгусского метеорита остается еще тайной.
...Высокий лиственный лес шумит теперь на сопках вокруг Большого болота и в долине Хушмы. Теперь это уже не «страна мертвого леса». Но там до сих пор стоят потемневшие от времени и дождей избушки и лабазы, построенные руками Леонида Алексеевича Кулика и его спутников. Воля, мужество, стремление к познанию тайн природы были у этого человека безграничны.
Я любил его.
Виктор Сытин
Солнце на Земле
— Иди по этой стежке — она тебя прямехонько к деревне Татево приведет, а оттуда до деревни Филимоново рукой подать, — объяснил мне словоохотливый веселый старичок, когда остановился автобус.
Еще раньше, узнав, что я еду туда, он оживился, завспоминал:
— Как же, село известное! Когда-то их горшки да свистульки во многих городах знали и покупали. Справно мужики жили, хотя земля вокруг — песок да глина. А теперь этих свистулек давно что-то не видно... Может быть, и мастера перевелись?
Выйдя из автобуса, я направился к лесу, куда юркнула тропинка. Августовское утро выдалось на редкость теплым и тихим. В сладкой дреме застыли молодые березы и осинки; не шелохнется на дереве лист, даже птицы молчат, только где-то вдалеке за лесом еле слышен стрекот комбайна.
До деревни Филимоново я дошел довольно быстро и вскоре отыскал дом известной мастерицы Александры Гавриловны Карповой. Навстречу мне вышла невысокая худощавая женщина, повязанная простеньким, в горошек платком. Взглянув на меня острым взглядом неожиданно молодых темных глаз, видимо, догадалась, зачем к ней пожаловал гость: в последние годы в Филимоново зачастили и корреспонденты, и искусствоведы, и художники.
Хозяйка смахнула передником пыль с лавочки, притулившейся у стены. Пригласила сесть. Помолчали, поговорили о том, о сем. Потом Александра Гавриловна вздохнула, поправила выбившуюся из-под платка седую прядь волос и тихо, как об обыденном, стала рассказывать:
— Испокон веков в нашей деревне мужики горшки да махотки вытягивали, а бабы, те игрушки делали. Помню, постом и бабушка и мать, как освободятся от крестьянских забот, зажгут лучину — и за глину. Я тут же возле них. Хочется самой утицу сделать, леплю, стараюсь, а ничего не получается. Мать заругается: «Не суши зря глину, мала еще, придет твое время...» А надо сказать, игрушку из особой глины делают — синей. Это теперь карьер у нас есть, а раньше ее доставать приходилось из глубоких ям. Заглянешь, бывало, в черную дыру — жуть берет, а отец лазил, доставал. Случалось, и обваливался пласт. Отца один раз придавило, слышит народ, что человек кричит, а где — не поймут, ям множество кругом. Насилу нашли, откопали, отходили... Когда подросла, уточек доверили лепить, потом уж научилась всякую игрушку делать: большую и малую — товарняк.
Тяжелое это дело — с глиной возиться, — продолжала Александра Гавриловна. — Ведь ее перед лепкой надо всю в пальцах размять, чтобы ни одного комочка не оставить, иначе при обжиге игрушку разорвет. Вот и трудились, не разгибая спины, по полсотне и даже сотне в день выгоняли, спешили к пасхе все окончить, к, весенним ярмаркам. Мелкие игрушки — товарняк оптом скупали у нас товарники. Были такие, ходили по деревням — торговали нашими свистульками... Вот я себе приданое к семнадцати годкам и собрала.
Александра Гавриловна замолчала, лицо ее стало скорбным, погас взгляд, и только теперь я увидел, осознал, сколько за ее худенькими плечами нелегких лет. Она встрепенулась:
— Задумалась что-то, муженька вспомнила. Погиб он в войну.
— На фронте?
— Да нет, — ответила, — в сорок первом из окружения выходил, добрался до нашей деревни, одну ночь только и переночевал. Утром с соседом собрался уходить к нашим, да все никак от детей оторваться не мог. К тому времени у меня их четверо уже было. Сосед вышел из избы, ждал за сараем. А тут немцы нагрянули. Сосед спрятался, а моего захватили. Вывели вместе со свекром и свекровью во двор, мне тоже велели во двор с детьми выходить, да заупрямилась я, как я их босых на мороз поведу, одеть надо. Фашисты чего-то погыркали промеж себя и ушли. Слышу — выстрел. Вбежала свекровь, кричит: «Ваню убили!» — и упала без сознания. Как потом я узнала, фашисты его между отцом и матерью поставили — издевались... Да что говорить, все было. Как эту страсть пережили, и сама не знаю. Осталась я тогда с детьми да стариками, горюшка хлебнула, не приведи господи. Это сейчас жизнь — умирать не хочется, а тогда...