Журнал «Вокруг Света» №11 за 1994 год - страница 20

Первым же из историков валаамскую могилу с именем Магнуса со ссылкой на его рукописное «завещание» связывает в 1817 году, и не кто-нибудь, а Н.М. Карамзин! В том месте примечаний к четвертому тому «Истории государства Российского», где он говорит о «Рукописании Магнуша» и кратко его пересказывает, он почему-то вводит в свое изложение летописи Валаам, называя Спасский монастырь из «Рукописания» «Валаамской Спасской Обителью». А далее он пишет: «Между тем в Спасопреображенском монастыре на Валааме острове Ладожского озера, в кленовой роще, показывают высокую могильную насыпь, где лежит тонкая раздавленная плита: предание говорит, что там погребен Магнус!»

Из слов Карамзина становится ясно, что он использовал описание могилы, данное Озерецковским (возможно, оригинальное, но скорее всего в изложении Щекатова). Но у Карамзина появляется и нечто новое, чего нет у его предшественников: «высокая могильная «насыпь» (додумка историка или какое-то другое, неизвестное нам свидетельство очевидца?).

В итоге, в работе Карамзина одновременно возникают два совершенно новых нюанса — Спасский монастырь на реке Полной он называет Валаамским, а могилу на Валааме, о которой поведал Озерецковский, приписывает Магнусу. Вполне возможно, что, работая над своей «Историей», он сопоставил два документа — «Рукописание» в «Софийской летописи» и рассказ о могиле «некоторого шведского государя» у Щекатова. Вероятно также, что историк имел доступ и к материалам Синода, где и познакомился с «рапортом» Назария. И хотя Карамзин к «Рукописанию» как к историческому документу отнесся критически, он допустил оплошность, без каких-либо оговорок введя в свой пересказ остров Валаам.

Так, скорее всего именно с тех пор с легкой руки Карамзина и пошла гулять легенда о Магнусе на Валааме. По крайней мере, например, в издании «Летописного сборника, именуемого Летописью Авраамки» 1889 года, в географическом указателе «монастырь святого Спаса» из «Рукописания» фигурирует — уже безо всяких оговорок — как «Валаамский Спасский монастырь».

Следующее свидетельство о валаамской могиле мы находим у знаменитого финского филолога, собирателя рун «Калевалы» Элиаса Леннрота. Побывав на Валааме в 1828 году, он пишет уже про могилу Магнуса. Он говорит о ней с явным недоверием, и у него речь идет о деревянной плите, которой на вид не более 15 — 20 лет, так как она в хорошем состоянии и буквы, написанные кистью, совсем не стерлись.

Свидетельство Леннрота представляется чрезвычайно важным: в 1828 году плита была уже явно другая, чем в конце XVIII века, — не разбитая каменная и уже имеющая текст, в котором прямо указывается имя Магнуса. Монахи Валаама, видимо, решили заменить раздавленную плиту новой. Если ей в 1828 году было на вид «лет пятнадцать-двадцать», то есть она была изготовлена где-то году в 1813-м, нельзя ли сделать предположение, что именно оплошность, допущенная Карамзиным, подтолкнула их на замену плиты? Карамзин, как известно, впервые читал рукопись «Истории» в 1810 году, а 15 марта 1816 года труд был закончен. Придание валаамской легенде нового оборота выходом в 1817 году карамзинской «Истории», возможно, и заставило монахов поспешить обозначить безымянное захоронение.

В середине XIX века надгробная плита была заменена на каменную, но надпись на ней осталась уже прежней. Судя по фотографиям могилы Магнуса первой половины нашего века, там появилось уже довольно высокое надгробие — по крайней мере плита явно лежит не на земле...

Эта плита, видимо, уже не менялась до 50 — 60-х годов нашего века, когда ее разбили и от нее сохранился лишь один осколок.

Помыслы святых отцов

Если на валаамском монашеском кладбище под этой загадочной плитой покоится не Магнус Эриксон по прозвищу Смек, то кто же? И не кенотаф (Кенотаф (или кенотафий) — памятник, воздвигнутый не на месте погребения.) ли это?

Валаамские святые отцы крайне ревниво оберегали от всякой критики и даже недоверия предание о Магнусе-Григории. «Предание это подтверждает сама могила, — говорится в одной из книг, изданных монастырем в конце прошлого века. — Для того чтобы выдумать могилу, невозможно представить никакого разумного побуждения».