Журнал «Вокруг Света» №12 за 1979 год - страница 51

— Иван Сергеевич, у вас глаз явно приближает...

— Где Сергеев прошел, там всякий пройдет! — похвалялся тот.

Во втором плавании Давыдов решил действовать более напористо: он был назначен помощником начальника экспедиции, и именно ему поручалось подвести главный итог плавания — собрать и подготовить к печати материалы по лоции Ледовитого океана.

Первую остановку ледоколы сделали в живописной, похожей на ковш Петропавловской гавани. Небольшое селение с двумя церквами виднелось на берегу, далеко за ним упиралась в небо Авачинская сопка, прикрытая снегом.

Давыдов надел сюртук, прицепил кортик и вместе с другими офицерами отправился на берег.

Петропавловск насчитывал тогда шестьсот жителей и состоял всего из одной улицы. Радиотелеграф сюда еще не провели. Посмотрел Давыдов памятники Витусу Берингу и Лаперузу, побывал и на братской могиле русских моряков, погибших при защите Петропавловска от набега англо-французских кораблей. После посещения города в дневнике появилась запись: «Удивительная, скверная черта наша — пренебрежительно относиться к памятникам геройства и жертвам служебного долга — сказалась во всей яркости и здесь. Хотя памятник и железный, хотя стоит он на каменном фундаменте, все же ограда полуразвалилась, все давно не крашено, и как самое место, так и близ него запущено и загрязнено. Неприятно видеть такое нерадение и халатность!»

Ледовитый океан встретил корабли неуходящим солнцем. Погода стояла «жаркая» — плюс десять, льда не было, и офицеры щеголяли на палубе в одних кителях. Десяток китов нырял на поверхности, выбрасывая фонтаны воды и испуская могучие вздохи. Возникла необычная проблема: когда спускать флаг на корабле? После некоторых споров и сомнений решили делать это, когда край солнца касается горизонта, а через пятнадцать минут снова поднимать.

Побережье Ледовитого океана было более или менее обследовано только с запада, до устья Енисея, дальше, до самого Берингова пролива, оно было не изучено. Лишь несколько мест нанесла на карту Великая Северная экспедиция 1733—1743 годов. Особенно неточными оказались определения долгот. Редкие точки согласовывались с картой: скажем, мыс Онман пришлось перенести по долготе на 28 миль западнее, так что моряки даже окрестили его «Обманом».

Работа экспедиции проходила так: «Таймыр» держался в двух-трех милях от берега, а «Вайгач» сзади и чуть мористее; одна группа офицеров работала с рассвета до полудня, другая — с полудня до постановки на якорь. Они производили измерение глубин, пеленговали приметные точки на берегу и наносили его характерные подробности; опись дополнялась фотографированием и зарисовками берега. На себя Давыдов взял, кроме управления кораблем, составление крок — частных зарисовок отдельных участков, а также общего плана побережья. Офицеры «Вайгача» определяли вертикальные углы береговых возвышенностей и занимались гидрологией — измерением температуры и удельного веса воды, скорости течений. Вели магнитные и метеонаблюдения, производили сбор планктона, занимались тралением и драгированием дна. Люди охотно выполняли любое поручение: строевые вахты, работу у приборов несли даме баталер, фельдшер и телеграфист.

Основой для морской съемки и составления карт служили астрономические наблюдения, которые целиком лежали на Давыдове. Каждый раз при этом ему приходилось перевозить на берег массу инструментов, в том числе хронометры, которые даже на корабле при плавании во льдах сохранить было нелегко. Наблюдения велись только в ясную погоду, а она в этих широтах и летом на баловала. Врач Старокадомский вспоминает: «Бориса Владимировича можно считать главным действующим лицом экспедиции. Очень подвижный, всегда оживленный и бодрый, ровный и мягкий в обращении, он служил наглядным примером высокого понимания долга. Это был неутомимый и в высшей степени добросовестный и умелый исследователь. Много бессонных ночей провел он на необитаемых берегах, зачастую бесплодно ожидая просвета в небе и появления звезд...»

Как-то вечером Давыдов отправился на берег с лейтенантом Брусиловым и тремя матросами, захватив с собой палатку и собаку Брусилова, английского сеттера Лею. Установили приборы, натянули над ними брезентовый навес, но наблюдения сорвались — небо заволокло туманом. Наказав одному из матросов разбудить его при малейшем прояснении, Давыдов забрался в палатку и зарылся с головой в «енота», шубу, которую обычно брал на берег. Холод долго не давал уснуть, но усталость взяла свое, он забылся... Разбудил голос вахтенного: