Журнал «Вокруг Света» №12 за 1982 год - страница 25

Вернувшись к экрану, продолжаю рассказывать о новых методах борьбы с болезнями сердца, недавно разработанных советскими врачами, о самом большом в Европе онкологическом центре в Москве, построенном на деньги, заработанные добровольным трудом на всенародных субботниках. Рассказываю о пересадках почек, о применении лазеров для восстановления зрения, о лечении в барокамерах... Вдруг замечаю перемену в зале. Все по-прежнему смотрят на меня внимательно, но как-то напряженно-недоверчиво. Перестали записывать. Бородач в очках вытянул руку, спрашивает:

— Что это за камеры, о которых вы говорите?

Увлекшись лекцией, я не подумал, что многое, привычное для нас, вовсе не знакомо этим ребятам, еще не отвыкшим от тяжести автоматов и базук. Начинаю снова, подробно объясняя детали, и осторожно двигаюсь дальше. По замечаниям, которыми обмениваются ребята, по глазам, в которых виден восторг, смешанный с толикой сомнения, я вижу, что для них мой рассказ похож на репортаж из будущего...

Положенные на лекцию два часа истекли. Напоследок я предложил тем, кто захочет, взять на память советские пластинки, и показал на коробки, лежавшие на кафедре. Ребят словно сдуло с мест, и аккуратные стопки пластинок мгновенно исчезли...

«Сандино — всегда!»

Небольшой автобус, уже порядком пробежавший на своем веку и потерявший где-то часть стекол и чехлы кресел, выбирается из Манагуа к шоссе, ведущему в Леон. В машине нас шестеро. Трое советских: вместе со мной Геннадий Филатов, художник из Москвы, и комсомольский работник из Ташкента Сервер Оразов. Трое никарагуанцев: молодой водитель Хорхе и двое ребят из Сандинистской молодежи «19 июля» — наша помощь и охрана. В Леоне нам предстоит показать фотовыставку «Советская молодежь». А сейчас, пока планшеты выставки погромыхивают в большом ящике, привязанном на крыше автобуса, мы уточняем, сколько километров до Леона, и размышляем: управимся ли? Должны успеть развернуть и открыть выставку и вернуться в Манагуа сегодня же.

По словам Хорхе, нам нужно проехать около ста километров.

— А сколько это займет времени?

— Трудно сказать... Дорога частью горная, частью разбитая, да и машина неновая.

Водитель похлопал по приборному щитку с зияющими дырами на месте существовавших когда-то индикаторов и счетчиков.

Выехали из города. Дорога круто идет вверх, змеясь по обрывистому склону горы. На полпути к вершине мы останавливаемся на каменистой площадке, прилегающей к шоссе. С нее открывается вид на огромное озеро Манагуа. Далеко внизу блестят конструкции нефтеперегонного завода.

— Эту гору раньше называли Свинцовой,— объясняет Хорхе.

— Почему?

— Здесь расстреливали тех, кто был недоволен диктатурой. Схватят на улице, допросят в казармах, а ночью привезут сюда.

Он подошел к обрыву.

— Ставили вот здесь и поливали свинцом из автоматов. Потому и Свинцовая.

— Сколько же людей здесь погибло?

— Этого никто не знает. Сто, двести, тысяча... Сосчитать невозможно. Студенты, рабочие... Убивали не по одному — группами. Особенно помногу после митингов и демонстраций...

Сколько крови приняла в себя эта земля?! Но жаркое солнце выжгло, обесцветило следы, а тропические ливни растворили, смыли то, что не удалось уничтожить солнцу. Никаких следов, все спокойно. Только шуршит, перебегая от камня к камню, потревоженная нами серо-зеленая игуана.

— Теперь-то это место называют Горой Мучеников,— сказал Хорхе...

Автобус перевалил через гору и покатился под уклон. От быстрого движения упругий жаркий воздух заметался по кабине, немного смягчая невыносимую влажную духоту.

По сторонам шоссе начинаются поля. Торчат невысокие побеги молодого сахарного тростника. Когда он вырастет, станет непроходимым лесом, выше человеческого роста. Без мачете не пробраться. Над зелеными плантациями подрастающего маиса крутятся серебристые хвосты поливальных форсунок. Справа от дороги появляется водная гладь- — это извивается между складками гор озеро Манагуа.

Проезжаем мост через неширокую бурную реку. По обе стороны ее — баррикады из мешков с песком, за ними — люди с винтовками. Судя по одежде, это крестьяне. Нелегко им было покинуть свои поля, забыть на время об урожае и сменить мотыгу на винтовку. Но революцию надо защищать.