Журнал «Вокруг Света» №12 за 1982 год - страница 27
— Чтобы не разрушить собор снарядами, нам пришлось поджечь деревянные лестницы: гвардейцев в буквальном смысле выкурили оттуда,— рассказывал он.
По одной из боковых улочек мы спускаемся с площади. Всюду видны следы той жестокой войны, которую вел Сомоса против своего народа. Мы подходим к развалинам казарм, которые были последним бастионом сомосовских головорезов в Леоне. От них остались лишь стены, сплошь исщербленные пулями и пробитые во многих местах снарядами. Бетонная громада дота — словно гигантский череп с темными провалами глазниц-амбразур. Отворив железные ворота, градом пуль превращенные в нелепое кружево, входим во двор. Тихо и знойно. Бетон пышет жаром. Какой же ад был здесь три лета назад, когда в этих раскаленных коробках казарм безумствовал шквал отчаянной перестрелки! Невозможно представить, как через этот ад прошел Лаутаро,— тогда ему не было и семнадцати. А он спокойно объясняет:
— Казармы были сильно укреплены, у засевших здесь сомосовцев было много оружия. Использовали артиллерию и танки. Мы не хотели напрасных жертв и, окружив казармы, предложили гвардейцам сдаться. Обещали сохранить всем жизнь. Но они, за одного своего солдата обыкновенно уничтожавшие целые семьи, никак не могли понять, что нам нужна свобода, а вовсе не месть
Две недели шли тяжелые бои, погибли многие мои товарищи. Когда же нам наконец удалось захватить казармы, в них было поразительно мало людей. Мы стали разыскивать раненых, чтобы оказать им помощь, но не увидели ни раненых, ни убитых. Просто не верилось, чтобы те немногие, кого мы взяли в плен, могли столько времени продержаться без потерь. К тому же мы ведь знали, сколько солдат было в гарнизоне: никто из них не мог прорваться через плотное кольцо окружения. Загадку объяснил один из пленных...
Лаутаро подводит нас к пустому проему двери, ведущему в большое темное помещение. Пол завален обломками бетона, кусками проржавевшего железа. После яркого солнца глаза не сразу различают в сумраке помещения прямоугольный провал посредине пола. Голос Лаутаро гулко отдается в этом каменном мешке:
— Они вырыли большую яму и, чтобы сэкономить воду и продукты, сбрасывали сюда вместе с убитыми и раненых — тех, кто не мог стрелять. Когда мы откопали их, некоторые еще дышали...
Во дворе, у выхода из этого «кладбища живых», я задел ногой какую-то железяку. Она со звоном откатилась, и я поднял ее. Нагретый солнцем металл обжег руку. Это была помятая крупнокалиберная гильза. На ее плоском дне было выдавлено: «Made in USA» — «Сделано в США».
...Мы прощались с Лаутаро поздно вечером — после встречи с учащимися подготовительного факультета университета Леона. Радушно принимавшие нас ребята высыпали во двор, с веселыми улыбками тянулись за значками и автографами. Я попросил Лаутаро написать мне свой адрес. И тут впервые узнал его полное имя — Лаутаро Сандино. Его назвали в честь вождя никарагуанского народа Аугусто Сандино, боровшегося и погибшего за свободу Никарагуа. Сандино жив, он жив в этих молодых и смелых никарагуанцах, провожавших нас скандированием: «Сандино — вчера! Сандино — сегодня! Сандино — всегда!»
Рядом с границей
Едем в Эстели — на север страны, к границе с Гондурасом. Большая часть пути проходит по широкому Панамериканскому шоссе, пронизывающему все страны Тихоокеанского побережья Америки. Шоссе плавно, огибает горы, поросшие невысокими деревьями с густыми раскидистыми кронами. Наш микроавтобус совсем новый, его водитель Рикардо — добродушный, немного застенчивый парень — с гордостью манипулирует блестящими рычажками кондиционера и клавишами радиоприемника, поминутно справляясь у нас через микрофон: «Холоднее? Теплее? Громче? Тише?» На светлых боках микроавтобуса крупно выведено: TURNICA — сокращенное название туристской организации Никарагуа. Надпись привлекает к машине внимание на улицах, и это еще один повод для гордости Рикардо.
Внизу, слева от шоссе,— городок, едва различимый среди густой зелени деревьев. Его выдает высокая белая колокольня.
— Здесь родился Рубен Дарио,— объясняет Рикардо в микрофон,— и город называется Дарио.