Журнал "Вокруг Света" №6 за 1997 год - страница 34

Тянь-Тзинь (современное название Тяньцзинь), центр экспорта риса, встретил Кузминского с недоверием. Некоторое время назад французский консул, желая продемонстрировать успехи Франции, вытребовал из метрополии аппарат и летчика. Но, несмотря ни на какие усилия, французу не удалось оторвать самолет от земли, и идея воздухоплавания была здесь сильно подорвана. Китайцы не хотели уже тратить деньги на покупку входных билетов. Лишь дав гарантию, что в случае неудачи деньги будут возвращены. Шишкину удалось привлечь зрителей на арендованный им английский ипподром.

Полет был удачен. Рукоплескали и европейцы в белых костюмах, и китайцы со своими женами в национальных шелковых халатах. К опустившемуся самолету приблизился французский консул в сопровождении богатого старого китайца-коммерсанта. Разглядывая самолет и слушая объяснения Кузминского, консул вдруг обратился к китайцу:

— Не удивляет ли вас то обстоятельство, что машина весом в 20 пудов, да еще с человеком в 5 пудов, может так легко и свободно летать?

— Я был бы, напротив того, снова удивлен, как недавно, если бы машина, сделанная для того, чтобы летать, не летала, — ответил серьезно старик.

Никто из них еще не знал, что в это время на далекой родине русского летчика Петербургский Русско-Балтийский машиностроительный завод строил небывалый по мощности самолет «Русский витязь» — с четырьмя моторами по 100 лошадиных сил каждый, с закрытой кабиной для трех членов экипажа и десяти пассажиров, прообраз «Ильи Муромца», с которого началась слава русской авиации уже как самой передовой и самой сильной в мире.

Наступили осенние китайские праздники. Кузминский, приехав в Пекин, обратился за содействием к русскому посланнику Крупенскому, чтобы тот посодействовал, получил разрешение у китайских властей на полет над праздничной столицей. И Крупенский не только добился согласия, но и обеспечил допуск китайцев в закрытый для них европейский квартал, на плац, где проводились учения русских и английских солдат.

В назначенный день огромная толпа китайцев собралась в европейском квартале между Великой китайской стеной и стеной, окружающей императорские дворцы. В полном сборе была и европейская колония.

Кузминский взмыл вверх, сделал несколько кругов над европейским кварталом и вдруг полетел к священной роще, обнесенной каменной стеной, к так называемому «Храму Неба»; полетел над кронами столетних деревьев, над громадными лужайками, покрытыми дивной зеленью, над старинными пагодами... Облетев Храм Неба, Кузминский повернул к императорским дворцам, так называемому «Запретному городу» (город Гугун), куда ни разу не ступала нога европейца. Та же сказочная картина: крошечные квадратные дворики, обнесенные стенами, один в одном, и в середине — старый пруд, покрытый белыми лилиями. На берегу пруда мраморная белая пагода...

Кузминский повернул обратно и, сделав еще несколько кругов над публикой, опустился возле трибун. Со всех сторон к нему ринулись иностранные корреспонденты:

— Что вы видели в Священном городе?

— Как он выглядит?

— Видели вы малолетнего императора?..

И на следующий день весь мир — по телеграфу — узнал о первом полете русского человека над Священным городом Пекина, а недовольный Юань Шикай, президент Китайской Республики, допытывался у английского посланника:

— Разрешено ли в Европе летчикам летать там, где это им заблагорассудится, несмотря на высказанный запрет?

— Ваше высокопревосходительство, — отвечал дипломат, — я четыре года назад покинул Европу, и существующие там в настоящее время законоположения насчет полетов мне не известны...

Кузминский надолго задержался в Пекине, где, в его честь был устроен ряд вечеров и званых обедов. Только настойчивые телеграммы Шишкина из Ханькоу (Ханькоу — часть современного города Ухань), наконец, заставили его покинуть гостеприимную столицу. Механики с собранным аппаратом уже были на месте. Афиши были давно расклеены, и жители с нетерпением ожидали приезда русского летчика.

Ханькоу, центр экспорта чая, расположен на берегу величайшей в Китае реки Ян-цзы-Кианг (современное написание — Янцзы (Чанцзян)), или «Голубой реки», как называют ее китайцы. Кузминский с Шишкиным и переводчиком шли по набережной, вдоль огромных, принадлежавших иностранным концессиям пакгаузов, из которых грузили на океанские пароходы запакованные в циновки тяжелые тюки с чаем. Ветер дул с реки, но даже при этом в воздухе господствовал тонкий аромат чая. По узким сходням китайцы — кули — с тюками на спине, друг за другом взбегали с акробатической ловкостью на пароходы. Откуда-то доносился болезненный стон, так напомнивший летчику вдруг пекинских колодников. Шишкин спросил о нем у провожатого.