Журнал "Здоровье" №3 (159) 1968 - страница 35
В санатории «За здоровый желудок» Ковалева встретила худенькая миловидная сестра и сразу потребовала передать ей чемодан.
— Вам, больной, нельзя носить тяжести, противопоказано.
— Да что вы, милая девушка, я пятипудовую штангу, одной рукой подымаю, у меня здоровье богатырское.
Но сестра с недоверием взглянула на пышущего здоровьем парня и на всякий случай отобрала у него чемодан.
С первых же дней Ковалев почувствовал себя в санатории как-то неуютно. Разговоры всюду были преимущественно на желудочно-кишечную тему. Только и слышалось:
— У вас пониженная или повышенная?
— А вам резекцию еще не делали?
— Двенадцатиперстная еще цела?
Первая же беседа с лечащим врачом обеспокоила Ковалева. Врач подозрительно долго осматривал его и не раз называл больным.
«Неужели я и в самом деле больной?»— мрачнел счастливый обладатель профсоюзной путевки в санаторий.
Смущали «больного» и бесконечные анализы. Ковалеву даже показалось, что, читая анализы, врач как-то сочувственно посматривал на него.
Опять же не клеилось и в столовой. Просит щи или борщ — дают суп с протертыми овощами. Сгорал желанием съесть любимую отбивную — приносили паровые тефтели или что-то в этом парено-вареном роде.
— Вам, больной, жареное противопоказано, — вежливо разъяснила диетсестра, к которой Ковалев обратился с жалобой.
А когда «больной» попросил горчицы, у официантки от удивления даже округлились глаза, и она, видимо, расценила это чуть ли не как попытку к самоубийству.
В санатории всюду плакаты возвещали о лекциях на злободневные темы: «Прободение язвы двенадцатиперстной кишки», «Гастрит, колит, непроходимость кишечника и как с ними бороться».
От нечего делать посещал эти лекции и Ковалев. Но после каждой лекции ему становилось как-то не по себе. За всю свою жизнь он ни разу не болел, никогда не ощущал в животе каких-либо предательских подвохов. А тут он стал чувствовать в своем несчастном желудке буквально все пороки, которые перечислял лектор, рисуя характерные особенности заболеваний.
До санатория Ковалева никогда не интересовали составные его желудочного сока. А теперь, после того как он глотнул кишку да наслушался лекций, Василий с нескрываемым волнением ждал результатов анализов, жадно ловил взгляды лаборанток, пытаясь прочесть на их бесстрастных лицах свой приговор.
Когда же врач сказал, что кислотность у него в норме и вообще все в норме, Ковалев решительно не поверил. Ему даже показалось, что врач говорил это как-то нетвердо, пряча от него глаза.
«Нет, тут что-то не так, что-то он скрывает», — меняясь в лице, подумал Василий.
Наконец срок пребывания на курорте подошел к концу.
Покидая санаторий, он выслушивал замечания врача, что вовсе не следовало ему ехать в санаторий, тем более специализированный для желудочных больных, и что, лишь идя на компромисс со своей совестью, врач не отправил его сразу же домой.
Василий хмурился и даже обиделся.
«Успокаивают, напускают туман, не хотят волновать меня перед отъездом…»— мрачно думал Ковалев, собираясь в обратный путь.
Вернулся Ковалев домой, и его не узнали: похудел, осунулся, исчезла куда-то былая живость в движениях, погасла улыбка в глазах.
— Э, брат, как тебя там засанаторили, — гудели друзья. — А мы тебя ждем. Как раз на днях соревнование штангистов двух городов.
— Нет, нет, товарищи, вы уж без меня… — угрюмо промолвил Василий. — Мне нельзя, я болен.
И в цехе Ковалев стал совсем другим:
— Куда мне за ударниками гнаться с моим больным желудком. Хоть бы норму вытянуть…
Теперь после работы Ковалева уже не видели на заводском стадионе, танцплощадке или в клубе. Зато стал он завсегдатаем заводской поликлиники.
Хотя все анализы, как и в санатории, показывали, что его богатырское здоровье ничуть не нарушено, а в желудке образцовый порядок, Ковалев хмурился и упрямо твердил: «Обман сплошной, не иначе, успокаивают…»
А тем временем председатель завкома уже подыскивал очередного героя на горящую путевку в сердечно-сосудистый санаторий.
И опять в порядке стимулирования…
Пациент позвонил врачу:
— Господин доктор, я болен раком!
— Откуда вы знаете?