Зимний дом - страница 43
Робин позвонила в дверь, стиснула зубы и решила, что непременно похвалит владения Майи. Она по-прежнему считала дом Мерчантов ужасным. Таким он и был — темным, угрюмым и мрачным; окна смотрели на север и, казалось, не отражали света.
Высокомерный дворецкий, открывший дверь, сказал ей, что миссис Мерчант нет дома. Ощутив смесь досады и облегчения, Робин пошла к воротам. Но из лавровых кустов в дальнем конце аллеи донеслось тявканье, и девушка обернулась.
В прошлогодних листьях рылся маленький черно-белый песик. Знакомый голос окликнул его:
— Тедди! Тедди, где ты?
Сама Майя скрывалась в густой тени. Робин следила за тем, как она нагнулась и взяла песика на руки.
— Нехорошая собачка!
— Майя! — Подруга подняла глаза и вздрогнула. — А слуга сказал, что тебя нет.
Темнота скрывала выражение лица Майи. Робин шагнула вперед:
— Я знаю, что приходить без спроса — нахальство, но делаю это не так уж часто…
Она осеклась и против воли уставилась на подругу. Левая половина лица Майи представляла собой сплошной кровоподтек, сиявший всеми цветами радуги и захватывавший скулу и глаз.
— Я споткнулась и ударилась лицом о перила, — оправдывающимся тоном сказала Майя. — Глупо, правда?
Некоторые женщины в Свободной клинике говорили так же: «Доктор, я стукнулась головой о плиту. Сестра, я не заметила открытую дверь, честное слово». Другие давно перестали притворяться и признавались: «Мой благоверный всегда дерется после пары пинт пива, уж это как водится».
— Нет, — ответила Робин, удивившись странному звучанию собственного голоса.
— Что ты хочешь этим сказать?
Она набрала в грудь побольше воздуха.
— Майя… Я вижу следы его пальцев.
Это была правда: синяк напоминал пятиконечную звезду.
— Чушь. — Майя снова ушла в тень. — Не мели ерунды, Робин! — сердито сказала она.
— Это Вернон?
Майя крепко прижала к себе песика.
— Робин, прекрати сейчас же!
Дом и сад тонули в сумерках; окна смотрели на них, как равнодушные темные глаза в стрельчатых глазницах. Робин начала тщательно подбирать слова:
— Майя, если ты не хочешь, я не скажу ни слова. Но… Неужели ты считаешь, что я буду тебя осуждать или стану думать о тебе хуже?
Что-то в Майе треснуло и надломилось. Ее плечи поникли, глаза закрылись. А потом она еле слышно сказала:
— Знаешь, Робин, я презираю себя. И это хуже всего. Вот что он со мной сделал.
Она повернулась и пошла к дому.
Они пришли на кухню, и Майя поставила чайник. У повара выходной, объяснила она, а все остальные работают на кухне неполный день. Пока чайник закипал, пес ел из миски сухой корм. Кухня была большой, теплой и хорошо освещенной, но когда Майя клала в чайник заварку, у нее дрожали руки. У Робин сжалось сердце. На Майе была безукоризненно сшитая жемчужно-серая двойка, подчеркивавшая ее стройную фигуру. Чулки, без сомнения, были шелковыми, серые кожаные туфельки — шагреневыми. Но ее лицо, ее красивое лицо наводило ужас.
Робин поняла, что не сводит с подруги глаз, когда Майя сказала:
— Обычно по лицу он меня не бьет. Это было в первый раз.
Хотя на кухне было тепло, у Робин похолодело внутри.
— Майя, значит, это вошло у Вернона в привычку?
— О да. — Майя залила кипяток в заварной чайник. И сердито добавила: — Робин, не смотри на меня с таким ужасом. Я этого не вынесу.
Робин заморгала и отвернулась. Майя начала разливать чай. Вернон Мерчант не бил жену по лицу, так как не хотел, чтобы люди задавали ненужные вопросы. Один синяк под глазом можно объяснить несчастным случаем, но если это будет повторяться то и дело… Его холодная, расчетливая жестокость казалась Робин отвратительной.
— Почему ты не уходишь от него?
— Не ухожу?
— Да. Подай на развод. Обвинения в жестокости достаточно…
Майя насмешливо фыркнула:
— Чтобы о случившемся написали во всех газетах? Чтобы надо мной смеялись все бывшие одноклассницы? Чтобы мать и кузина Марджери смотрели на меня сверху вниз? Ни за что!
— Тогда просто уйди от него. Не обязательно подавать в суд.
— Куда я уйду? — горько вздохнула Майя. — Мне некуда уйти. Я умру под забором.
— У тебя есть я. Есть Элен. — Но Робин тут же подумала, что отец Элен едва ли согласится приютить Майю. — Ты можешь пожить у меня, пока не встанешь на ноги.