ЗИМОЙ НА ПИК ЛЕНИНА (из книги "Мы растворяемся в стихии") - страница 4

В этот день, лавируя между трещинами ледопада, перебираясь через открытые и закрытые трещины, мы добрались до высоты примерно 5000 метров. Установили палатки «тандемом». Принялись за приготовление пищи. Ее однообразие изрядно надоело, хотя это вполне компенсировалось ее недостатком. По готовности еда сразу проглатывалась и разбираться в том, вкусно или нет, просто не было времени. Завтрак состоял из баночки сыра на двоих, который давно промерз, мы его прямо в упаковке бросали в суп и варили там до готовности последнего. Суп для быстроты приготовления был взят в пакетиках. С тех пор я запах такого супа даже из соседних квартир с трудом переношу. Мы его звали змеиным. Один литр этого варева был на пятерых. С высотой его никто не ел. Даже при очень сильном голоде. Выше 5000 на завтрак полагался сырок на двоих, по 3 кусочка легкорастворимого сахара и по 1-1,5 баночки, из-под консервов, чая. На ужин было по маленькой котлетке и 5-6 кусочков сахара к чаю. Поэтому остановка на ночлег несла с собой некую радость. Готовили по очереди, по алфавиту, дежурил каждый.

Мне дежурить выпало на 23 февраля. Я встал за час до общего подъема, разжег примус и приступил к приготовлению нехитрой нашей утренней снеди. Высота 5500-5600 метров. Кое-кто уже болезненно реагировал на нее. Солнце за последние дни так ни разу и не появилось. Туман, хмарь, легкий снежок-пороша. Очень холодно. У нас был минимальный термометр. На высоте 4200 метров он показывал ночную температуру минус 35-40 градусов. Здесь же было холоднее, пружинный термометр зашкаливало.

Этот день, вернее, утро отличалось от других тем, что дул очень свежий ветер. Палатку рвало из стороны в сторону. Иногда мне приходилось высовывать руку наружу, чтобы взять снега для растопки воды. Буквально 10-15 секунд хватало, чтобы рука теряла чувствительность, а кончики пальцев начинали белеть. На правой руке большой палец вот уже второй день имеет вид надутой сардельки. Как-то незаметно я его отморозил до половины ногтя. В правой руке несешь ледоруб, приходится держаться за железо, вот и прихватило. У некоторых ребят та же история. Но сегодня немного веселее на душе: во-первых, праздник — 23 февраля, а во-вторых, есть надежда, что ветер наконец разгонит эту хмарь и мы пойдем по солнцу. Чувствуется, что он крепчает с каждой минутой. Палатку треплет беспрерывно. Я начинаю побаиваться, как бы нас не сорвало с гребня. Ну вот и пора будить ребят. Поздравляю их с праздником. Заспанные, кое-кто с незначительной головной болью от высоты, они начинают вылезать из своих спальных мешков. Праздник вроде как добавляет настроения, и все, кто с охотой, кто без особой, принимаются за завтрак. Удивляются только ветру. Он иногда шквалом налетает на нас и ребята спинами поддерживают боковые стенки палатки. Позавтракали, собрали рюкзаки, с трудом уложили рвущиеся из рук на ветру палатки и — снова набор высоты.

Сегодня должны уйти за вершину Раздельная, то есть выше 6000 метров. Очень плотный фирн, снега почти нет, выдуло ветром. После обеда вышли на Раздельную. К этому времени ветер набрал ураганную силу. Его толчки были столь сильны, что могли выбить. До перемычки между Раздельной и пиком Ленина оставалось метров 100-200. Это запомнится мне на всю жизнь. Шквал ветра налетел неожиданно. С ревом сверхзвукового самолета на взлете он ударил нас справа. Такое чувство, будто тебя пихнули упругой стенкой. Я отлетел метров на десять. Чтобы устоять на месте, приходилось шеклтоны[1] ставить на рант, или как мы говорим, рантовать. Кто-то что пытался кричать, давая какие-то распоряжения, но даже в двух-трех метрах, кроме жестов, понять что-либо было трудно. Ветер не ослабевал, его мощные волны вновь и вновь налетали со страшной силой. Веревки, которыми мы были связаны, натянулись в воздухе жесткой дугой. Ледоруб на темляке от руки принял совершенно горизонтальное положение, и только иногда подрагивал его конец. Очки забило ледовой крошкой. Лицо посекло. Появились обмороженные носы и щеки. Кто-то неосторожно повернул лицо к ветру, ему так хлестнуло по глазам, что но с трудом приходил в себя, даже спустя некоторое время, уже в палатке.