Златоград - страница 8
— Он что, действительно ваш сын? — спросила Лира, искоса глядя на Степана.
— Да вы с ума сошли! — вздыбился поэт Одинокий. — У меня их отродясь не было. Детей, в смысле… Я даже не знаю, как его зовут.
— Ага, испугался? — протянул мальчишка и неприятно осклабился, совсем как взрослый. — Ладно, глаждане, не писайте мелкими стлуйками — я пошутил.
— Тоже мне, шутник, — огрызнулся поэт. — Вот познакомлю тебя со своим ремешком, враз шутить отучишься.
— Фи! — скривился мальчик, с презрением глядя на синтетический легонький брючный ремень Степана. — Разве это ремень. Вы даже представить себе не можете, что такое настоящий широкий офицерский ремень из натуральной кожи. С бляхой. И какие узоры оставляет этот ремень на нежном детском заду, когда…
— Пощадите, ради Бога! — взмолилась Лира и прижала к себе мальчишку.
В небе громыхнуло. Лира испуганно втянула голову в плечи и, чуть не плача, спросила:
— Тебя били, моя крошка?
— Нет, — ответил мальчик, — но у меня хорошее воображение. Наверное, это наследственное…
Степан разинул рот от удивления.
— Пойдем с нами, маленький, — сказала Лира. — Я накормлю тебя.
— Не называй меня маленьким, — ответил мальчик, стараясь идти в ногу со взрослыми. — Я уже большой. Мне уже 18 лет… будет этим летом.
Степан захохотал и, отсмеявшись, сказал:
— А по тебе не заметно…
— Не заметно, потому что я не желаю расти, объяснил мальчик. — Не хочу быть взрослым. Взрослые врут, изворачиваются и делают разные гадости друг другу. Вот стану совершеннолетним, заимею право голоса, тогда, может быть, решу подрасти. — И лукаво взглянув на Лиру, брякнул по-детски простодушно:
— Тогда ты согласишься стать моей невестой?
У Степана снова отвисла челюсть. Лира хрустально засмеялась и ответила:
— При условии, что ты догонишь в росте дядю Стёпу.
— Заметано, — кивнул вихрастой головой мальчик. — С сегодняшнего дня начинаю расти. А пока ты меня усынови, чтобы тебя потом не искать.
У Лиры повлажнели глаза. Она не знала, что ей делать: плакать или смеяться. Касательно человеческих отношений у мальчишки в голове царил полный кавардак.
— А чтоб тебе не было скучно, — продолжил малыш рассудительно, — Степана возьмем в отцы.
Поэт Одинокий совсем оторопел и даже остановился.
— Не дрейфь, дядя Стёпа, — сказал мальчик, — я не страдаю эдиповым комплексом. Ну, возьмитесь за руки и скрепите свой союз поцелуем.
— К-как это понять?! — заикаясь, воскликнул поэт Одинокий. — Ты хочешь нас соединить узами брака, маленький Эрот?
— Банан тебе в рот, — недовольно сказал пацан. — Терпеть не могу этого пакостного имечка, особенно применительно к себе. Здесь тебе, приятель, не Древняя Греция, у нас на такие словечки другие ассоциации возникают…
— Ребята, ребята!.. — засуетилась Лира и розовый румянец появился на её персиковых щечках.
— Ну, где этот чертов шинок! — вскричал Степан раздраженно. — Тащимся, тащимся и все никак не дойдем до него. Чего доброго, еще под дождь попадем.
Все машинально взглянули на небо. И верно: тучи под завязку наполнились водой и все ниже опускались над городом. Казалось, еще немного и какая-нибудь из них напорется брюхом на острый шпиль одного из помпезных зданий, и хлынет вода из рваной раны небесного бурдюка нескончаемым потоком и затопит город.
— Разуйте глаза, папаша, — сказал мальчуган. — Мы уже давно перед ним топчемся.
Степан опустил глаза — и точно: они стояли возле черных массивных дверей кафе. Заведение называлось «Дружба» и располагалось в нижнем этаже старинного здания. На мгновение поэт пережил ощущение «дежа вю». Они вошли в прохладное фойе, и тяжелая дверь захлопнулась за ними.
ГЛАВА ВТОРАЯ
И сейчас же, как по команде свыше, влил дождь, словно из брандспойта. Они вымыли руки над умывальниками и причесались перед зеркалом: Лира, достав гребешок из сумочки, Степан — пятерней, малышу смочили водой, пригладили его вихры. Пока Лира доводила свой причесон до идеального состояния, Степан оглядел вытянутый зал с двумя рядами столиков, расставленных вдоль окон и вдоль стены. Собственно, было два зала — большой и малый: длинное помещение кафе, для большего уюта, было весьма условно разделено декоративными деревянными стойками-стеллажами, на которых стояли цветы в горшочках.