Злобный критик - страница 18
Ну вот и все. Уж не знаю, поможет ли мой список инопланетянке Ирине из глянцевого журнала, но мне он помог: даже злому критику изредка полезно делать инвентаризацию, напоминая читателю не только о том, что есть плохо, но и о том, что было хорошо.
ПРОЩАЙ, ДРУЖИЩЕ РАССКАЗ
Люблю у Нила Геймана романы, а рассказы - нет. Обжегся еще на авторском сборнике "Дым и зеркала" (1998 год, русский перевод - 2005 год): из почти четырех сотен страниц кондиционными оказалось примерно сорок - все остальное обрывки, наброски, фрагменты ненаписанного, эскизы и прочий рабочий сор, который если когда-то и публикуется, то в посмертном ПСС стыдливым десятым кеглем, где-нибудь в разделе "Примечания" к последнему тому.
В предисловии к упомянутой книге "Дым и зеркала" сам автор дотошно объясняет читателю, чему обязан своим появлением на свет тот или иной опус - словно бы шлейф бэкграунда может затушевать родовые травмы текста. Первотолчки, кстати, разнообразием не отличаются. Чаще всего друзья, знакомые или дети выпрашивают у Геймана какую-нибудь безделицу для тематических антологий, коллективных сборников, интернет-сайтов и пр., а безотказный автор всякий раз идет навстречу пожеланиям, совершенно при этом не напрягаясь. (Ну что, например, путного можно сочинить на скорую руку для благотворительной публикации в пользу движения "Люди за этичное обращение с животными"? Как ни старайся, ни за что не переплюнешь великого рассказа "Муму" и бессмертного стихотворения "У попа была собака"; а раз так, и стараться нет резона.)
Писательское имя, честно заработанное в романистике, становится своеобразной индульгенцией для малых текстов: вместо корзины те попадают в печать. После же того, как текст напечатан, выбрасывать его творцу жалко. В итоге набросок перекочевывает в авторский том - то есть в книгу с брэндом "Нилом Гейманом" на обложке, а читателю трудно поверить, что создатель этих неловких опусов и автор "Американских богов" - один и тот же человек.
Второй из геймановских сборников, появившихся на русском, - "Хрупкие вещи" (2006 год, переведен в 2008 году) - оказался, впрочем, еще хуже предыдущего: на рассказы кое-как смахивают два-три текста, остальные - взгляд и нечто без начала и конца, а порой и без середины. Писатель, собственно, и сам осознает, что его мелкие детища en masse - явная некондиция; когда вдруг одна из новелл кажется автору "подозрительно-элегантной, изысканно-острой и завершенной" (к слову, явный самообман), Гейман решает, будто он невольно увел сюжет у какого-то из читанных в детстве рассказов Генри Каттнера или Фредерика Брауна.
Почему хороший и популярный западный фантаст-романист бывает так отчаянно плох в малых формах? "Обычно я пишу рассказы, когда меня просят написать рассказ", - простодушно признается писатель. Раз автор известен, то для каждого написанного слова всегда найдется издатель: можно не стараться, не отделывать, даже не перечитывать - возьмут и в неудобочитаемом авторском варианте (тематических сборников больше, чем раскрученных авторов; откажешь такому хоть раз - потом вообще ничего у него не выпросишь; еще в позапрошлом столетии Пушкин запечатлел комическую фигуру Альманашника, пристающего к знаменитостям с просьбой "украсить мой Альманак своими драгоценными произведениями...").
И не надо думать, что Нил Гейман сильно отличается от своих коллег-фантастов. Другие тоже отдают в печать полуфабрикаты под видом законченных рассказов. Даже маститый Стивен Кинг в последние годы сочиняет малую прозу, похоже, лишь по инерции - либо, как и Гейман, поддается на уговоры альманашников; в одном из последних сборников Кинга "Все предельно" мы уже не отыщем рассказов, конгениальных его ранним блесткам вроде "Корпорации "Бросайте курить!", "Кадиллака Долана" или "Схватки".
Хороший роман легче написать, чем хороший рассказ; искусство развернуть фабулу на небольшом участке литературного поля с каждым годом все сильнее утрачивается. Так называемый "золотой век" англо-американской фантастики канул именно потому, что куда-то испарилась культура короткого, емкого и внятного рассказа.