Злые пьесы - страница 19
Она: Франц-Карл, я тебя в последний раз…
Он:…Я это с детства отлично помню, таким манером ты прикидываешься, будто кричат откуда-то издалека и будто это не ты вовсе. Но со мной этот номер не пройдет! Тут господин Энцингер сильно заблуждается. Ну ничего, он у меня еще узнает, я еще ему покажу, кто из нас жопа…
Она: Франц-Карл…
Он: И даже не пытайся меня удержать!
Занавес
Та же обстановка. Она накрывает на стол к полднику. Слышно, как в глубине сцены что-то пилят.
Она: Франц-Карл, все готово! Франц-Карл!
Он: Сейчас! Иду!
Она садится за стол, немного погодя появляется Он с ножовкой и большим суком в руках.
Он: Вот так-то. Впредь его абрикос в наш сад залезать не будет!
Уносит ножовку и сук, возвращается. Она наливает ему кофе, кладет кусок торта.
Она: Сегодня утром встречаю я эту Энцингер…
Он: И это еще только начало.
Она: На редкость глупая особа, по части глупости ни в чем не уступит своему муженьку.
Он: Я в магистрате навел справки…
Она: Представляешь, захожу я в лавку, а она уже там — стоит и распинается про то, какая тяжелая у нее была операция…
Он: Эта хижина, где у него сауна — понимаешь, она наполовину из кирпича…
Она: Ну, я долго все это выслушивать не стала, сказала, что очень спешу и попросила, чтобы меня поскорее обслужили.
Он: А это значит, что он должен был представить проект и испросить специальное разрешение.
Она: А под конец я еще сказала: «И вообще не понимаю, зачем поднимать столько шума из-за какого-то аппендицита…»
Он: Так что если я на него заявлю — придется ему свою сауну снести.
Она: А в ответ эта дура — представляешь, она так возмутилась, и все из-за того, что я не захотела слушать про ее аппендикс — мне и заявляет: «Между прочим, от этой операции уже не один пациент умер».
Он: Умер? Кто умер?
Она: Франц-Карл, ты меня совсем не слушаешь?
Он: Почему же, конечно, слушаю. И если я на него заявлю, сауне его хана.
Она: А я ей и говорю, мол, вам беречь себя надо, мне ли не знать, что такое тяжелая операция. А сама этой мерзкой бабе так прямо в рожу бы и заехала. Хочешь еще кусок орехового торта?
Он: Да, пожалуйста…
Она кладет ему еще кусок торта.
Он: А еще меня ужасно раздражает, что, когда они выгуливают своего жирного пуделя, тот постоянно срет на нашей дорожке
Она: Франц-Карл, я бы не хотела, чтобы ты столь стремительно приспосабливал свою речь к жаргону наших соседей.
Он: Повсюду это собачье говно валяется.
Она: Я всегда тебе говорила: надо чем-нибудь побрызгать, какой-нибудь химией, чем-нибудь едким, чтобы эта псина раз и навсегда отучилась.
Пьют кофе.
Он: Как нам хорошо жилось, как замечательно.
Она вздыхает.
Он: Так нет же! Обязательно появится какой-нибудь склочный тип, психопат какой-нибудь, и все испоганит.
Она: А я тебе говорю, это не один он, она по меньшей мере ему не уступит. Живет на одних овощах и фруктах, фигуру, видите ли, бережет. А что ей там беречь-то, вот я тебя как мужчину спрашиваю, скажи, есть у нее фигура?
Он: Ну-у-у…
Она: Что ну, что ну! Тощая, как доска! И пудель ее при ней! Скажите, пожалуйста, фифа какая выискалась! Полгода назад, когда я на кофе ее как-то пригласила, она мне тут рассказывать начала, что она вообще чуть ли не из благородного дома. Я еле удержалась, чтобы прямо в лицо ей не расхохотаться. Мне ли не помнить, как она однажды с Майхоферами из-за места на стоянке сцепилась, я такой ругани отродясь не слыхивала. Так значит, говоришь, фигура у нее хорошая?
Он: Да нет, ты права, она слишком худая.
Она: А мне кажется, что она все равно тебе нравится! А красится как! Вот это, наверное, тебя и нравится. Размалевана как шлюха!
Он: Вот и я о том же. Старовата она уже, чтобы так мазаться.
Она: Сегодня утром, в лавке, ты бы на нее поглядел.
Он: Ты, кстати, проволоку купила?
Она: Какую проволоку?
Он: Я же тебя просил, не далее, как сегодня утром, я попросил тебя купить моток цветочной проволоки.
Она: Зачем тебе сейчас цветочная проволока?
Он: Я и это тебе сказал: для роз.
Она: Ничего ты мне не говорил.
Он: Ты забыла.
Она: Как я могла забыть, если ты ничего не говорил?
Он: Конечно, ну а если я сказал, значит, ты забыла.