Злые пьесы - страница 23

Она: Что такое? Кто кричит?

Он: Энцингер! Это был Энцингер! Ну все, мое терпение иссякло! Кончено!

Она: Франц-Карл! Да что с тобой!

Он: Больше я этого не потерплю!

Снова крик иволги.

Он: Сейчас я его убью!

Она: Бога ради, Франц-Карл!

Она пытается Его остановить, Он стряхивает Ее с себя, кидается в дом. Она бежит за ним. Он возвращается с карабином в руках. Она повисает на Нем, тщетно пытается удержать.

Она: Франц-Карл, умоляю, не надо!

Он стреляет в сад соседа. Оттуда раздается громкий крик.

Она: Нет! Нет!

Он перезаряжает карабин и снова стреляет в сад соседа. Крик сменяется воем, потом обрывается. Но Он продолжает палить еще и еще, без разбора, и, покуда сцена погружается во тьму, хлопки выстрелов перерастают в сплошной грохот бойни.

Конец

Йозеф Хакер

Агнес, его жена

Томас, его внук

Тишендорфер, его бывший одноклассник

Гостиная в квартире Хакеров. В центре комнаты — мягкий гарнитур (диван и два кресла). Хакер стоит за спинкой дивана, перегнувшись через нее и упираясь ладонями в сиденье. Это уже старый, но крупный и еще крепкий мужчина. За спиной у него — его жена Агнес. Она только что выдернула из его ягодицы шприц и теперь пристально его изучает, подняв на уровень глаз, затем чистит и укладывает в футляр. Йозеф поддергивает штаны.

Йозеф: Сегодня было ужасно больно.

Агнес: Уколола как всегда.

Йозеф: На какую глубину?

Агнес (Показывая ему расстояние на пальцах.): Как всегда…

Йозеф: Все равно больно. Я чуть не заорал… Казалось, прямо до мозга костей.

Агнес: Ну, извини.

Йозеф: Ты же знаешь, я не из плаксивых.

Агнес: Чего нет, того нет.

Йозеф: И уж если я говорю, что сегодня было больнее обычного, значит, так оно и есть.

Агнес: Я же сказала: извини.

Йозеф: Ну ладно, ладно. Я умею терпеть боль…

Агнес: Я знаю…

Йозеф: Ничего ты не знаешь! Говорю тебе, в больнице они пациентов к кроватям привязывают, когда такие уколы делают.

Агнес: Ты бы лучше прилег.

Йозеф: Зачем? Все уже позади. За газетой схожу.

Агнес: Я уже купила газету.

Йозеф: Ты уже выходила?

Агнес: В магазин. Сейчас принесу.

Йозеф: Все-таки какая это нелепость — жить на уколах.

Агнес: Газета у меня на кухне.

Йозеф: Какое счастье, что ты умеешь делать уколы.

Агнес уходит на кухню.

Йозеф: Таскайся через день к врачу, сиди там в очереди. (Ложится на диван.) Нет, это не для меня. Недаром он говорит, что я до ста лет доживу — и не замечу.

Агнес возвращается с газетой и дает ее мужу.

Йозеф: Что, почтальон уже был?

Агнес: Нет еще.

Йозеф: Он теперь иногда вообще не заходит.

Агнес: Но если для нас ничего нет…

Йозеф: А по-моему, они там на почте совсем разболтались.

Агнес: Когда для нас что-то есть, он приходит. Даже с самыми пустячными рекламными проспектами. Нет, господин Зегледер работает с душой.

Йозеф: Кто такой господин Зегледер?

Агнес: Наш почтальон.

Йозеф: Все они там на почте разболтались.

Агнес: Госпожа Хавровски умерла.

Йозеф: Я думал, она давно уже умерла.

Агнес: Она в больнице лежала. Целый год.

Йозеф: Ах вот оно что…

Агнес: Бедняжка, целый год в больнице.

Йозеф: А сколько ей было?

Агнес: Бреннер еще на прошлой неделе ходила ее навещать. И ничего такого не было заметно. Госпожа Бреннер уверяет, что она выглядела почти здоровой.

Йозеф: Да она вроде и не старая была.

Агнес: Шестьдесят три ей было.

Йозеф (Улыбаясь, как будто услышал нечто крайне забавное.): Шестьдесят три. Шестьдесят три.

Агнес: А дочь за все время навестила ее раза два-три, не больше.

Йозеф: Файглю тоже было шестьдесят три. Наш великий спортсмен.

Агнес: Если бы эта Бреннер госпожу Хавровски не навещала, ни одна живая душа о ней бы не позаботилась.

Йозеф: Лакомбу тоже было всего шестьдесят три.

Агнес: Вот так растишь-растишь детей, а потом…

Йозеф: Я вообще удивляюсь, как это Лакомб до шестидесяти дожил. Гордыня его сгубила, все изображал из себя великого менеджера. Подумаешь, генеральный директор…

Агнес: А что с ним такое?

Йозеф: Я говорю, Лакомб, он ведь тоже только до шестидесяти трех дотянул.

Агнес: Да какое там. Шестидесяти не было.

Йозеф: Что ты мне рассказываешь! Он после шурина умер.