Знак розы - страница 40

в то самое мгновение, как первая фигура в военной форме сойдет на перрон. Над входом в вокзал висел плакат с броской надписью «Добро пожаловать домой, герои Хоубаткера!», а еще один такой же красовался над аркой площади Правосудия, где на вторую половину дня был назначен торжественный парад.

Война закончилась почти год назад, но только не для Майлза, Олли и Перси. Как и тысячам других солдат и офицеров, им пришлось задержаться во Франции.

Целым и невредимым домой возвращался только Перси. В самом конце войны Майлз попал под массированную газовую атаку, и, чтобы не оставлять его одного, капитаны Уорик и ДюМонт вызвались задержаться после перемирия. Вскоре после Рождества Олли был ранен и едва не лишился ноги.

Это были долгие двадцать шесть месяцев. Военные годы выдались нелегкими. Газеты пестрели очерками о невыносимых тяготах, выпавших на долю солдат, а потом и об эпидемии испанки, уносившей по тысяче жизней каждую неделю. Впрочем, сообщения об окончании войны не принесли долгожданной радости. Было очень много раненых, пребывающих в критическом состоянии. Их переводили из полевых госпиталей в эвакуационные центры, где не хватало медикаментов и должного ухода.

Почта работала из рук вон плохо. Тоненький ручеек писем, струившийся из-за океана, почти совсем пересох, в посланиях содержались жалобы на отвратительное почтовое обслуживание, солдатские семьи - которые делились полученными письмами друг с другом - видели между бодрых строк стоны одиночества.

Беатриса Уорик, будучи не в состоянии отказать Люси, позволила и ей просматривать письма сына. К этому времени та уже работала преподавателем в школе Мэри Хардин-Бейлор и частенько наведывалась на Хьюстон-авеню, сумела втереться в доверие к Уорикам и напропалую пользовалась их вынужденным гостеприимством.

«Естественно, она явилась и сегодня», — с привычным раздражением подумала Мэри. Похудевшая и принарядившаяся и короткое, облегающее фигуру сиреневое платье, которое шло ей, Люси отошла в сторонку, чтобы взглянуть на свое отражение и оконных стеклах здания вокзала. Боже, как же этой настырной девице удалось оказаться там, где она пребывала сейчас? От поварихи Уориков Мэри слышала, что Беатриса не знала, как избавиться от напасти в лице Люси.

Сегодня утром, когда родители Перси заехали за Мэри на новом сверкающем «паккарде», Люси, прихорашивавшаяся на заднем сиденье, буквально засияла от восторга, заметив, что Мэри надела старый костюм из зеленой саржи.

— Ты выглядишь чудесно! — защебетала она, когда Мэри приподняла вышедшую из моды длинную юбку, чтобы сесть в салон автомобиля. — Подумать только, прошло уже столько лет, а этот наряд до сих пор тебе идет!

— И Перси такого же мнения, — растягивая слова, заметила Беатриса. — Как это предусмотрительно с твоей стороны, крошка Мэри, надеть что-нибудь такое, что вызовет у него приятные воспоминания. Особенно сейчас, когда многое изменилось.

Люси подавленно умолкла, и ее надутые губы и хмурое выражение лица подсказали Мэри, что подруга отдает себе отчет в том, что ее только что поставили на место. Мэри ощутила прилив благодарности к Беатрисе Уорик. Мать Перси никому не позволяла унижать своих добрых знакомых, людей ее круга, особенно чужеродной выскочке, планы которой в отношении ее сына не заметил бы только слепой.

Мэри с любовью окинула взглядом внушительную фигуру Беатрисы, сидевшей рядом с мужем, — в дорогом костюме, перчатках и черной шляпке. Беатриса носила наряд, который остальные называли «вдовьим трауром», с того самого дня, как мальчики ушли на войну, и с тех пор надевала исключительно черное. Впрочем, по ее собственным словам, Беатриса верила в то, что мальчики благополучно избегнут лап смерти. Своим же черным нарядом она выражала протест против войны. Она говорила, что носит траур по всем сыновьям, которые не вернутся домой.

Издалека донесся давно ожидаемый звук паровозного гудка.

— Я слышу его! — закричал кто-то, и толпа заволновалась, обтекая со всех сторон небольшую группу избранных и придвигаясь к краю платформы.

Сердце Мэри готово было выскочить из груди, когда вновь прозвучал паровозный гудок и вдалеке показались клубы дыма. Интересно, насколько он изменился... Перси Уорик, золотой мальчик их города? Наверняка война сделала его другим. Сохранил ли он искренность и невозмутимость, чувство юмора и уверенность, с которой встречал все, что преподносила ему жизнь? И по-прежнему ли он хочет жениться на ней?