Знак Вопроса 2005 № 04 - страница 19

Но участники акушерской диалектики Сократа не просто не нашли знаний о добре, не просто запутались и потеряли надежду найти его; они еще к тому же потеряли веру в свой разум и сознание, веру в то, что они собственными силами без помощи демона диалектики могут найти хоть какое-то знание.

Или вот еще один образец сократовской диалектики. Обсуждается вопрос о сути мужества, которое определяется и как воинская стойкость в бою, и как твердость характера в опасных обстоятельствах, и как безрассудный поступок во имя дружбы, и как благоразумие среди охваченной безумием среды, и как знание опасного и безопасного, и как бесстыдство в совершении порочных поступков. Сократ, даже не пытаясь обобщить, выявить общую константу во всем многообразии видов мужества, заявляет: «На самом деле мы все оказались в затруднении; как же можно остановить свой выбор на ком-либо из пас? Мне лично представляется, что это невозможно. Я считаю, друзья, что надо нам всем вместе усердно искать самого лучшего наставника для себя самих…, а уж потом для мальчиков…». Да! Сократ даже убеждает своих друзей-содомитов пожертвовать своими привычками ради мужества, истины и диалектики, требуя: «Первым делом, первым делом должны быть вопросы, ну, а мальчики? А мальчики потом!».

Но если все точки зрения равноценны и допустимы, кроме одной и неизвестной — истинной), то зачем затевать обсуждения чего-либо? Уж лучше сразу открыть ворота троянскому коню методологического анархизма П. Фейерабенда; этот конь когда-то проржал великий принцип пролиферации: «Допустимо все» и «Делай все, что хочешь»[1].

Поэтому один из собеседников Сократа возмутился его поведением: «Я уж и всем заранее говорил, что ты не пожелаешь отвечать, прикинешься простачком и станешь делать все, что угодно, только бы увернуться от ответа, если кто тебя спросит». Действительно, затевать философскую дискуссию и самому уходить от высказывания собственной точки зрения — все это свидетельствует не только о научной несостоятельности субъекта, но и о какой-то скрытой его хитрости относительно целей самой дискуссии. Зачем и для чего затевать дискуссии, если заранее известно, что мудрость лишь у бога, что человек — ничто, что истина человеку недоступна, и что все точки зрения равноценны. Ответы мы дадим попозже.

Правда, Сократ чувствовал, что с основаниями диалектики не все в порядке. Отсюда его постоянные стремления отграничить диалектику как высшую науку от эристики как искусства спора. Сократ боялся стать «ненавистником всякого слова и рассуждения, как иной становится человеконенавистником, ибо нет большей беды, чем ненависть к слову».

Но и в данном случае Сократ больше думал об алиби своей будущей акушерской диалектики. Люди, ошибаясь друг в друге, становятся человеконенавистниками; слушая ошибочные рассуждения, люди становятся ненавистниками диалектики; а отсюда уже рукой подать до словоненавистничества. Предостережение не излишнее, ибо сама диалектика не объясняет того, откуда в ней бьет ручей, изливающий одновременно и сладкую и горькую воду противоположностей.

2. Вторую разновидность диалектики уже трудно назвать диалектикой, и разрабатывалась она главным образом учеником Сократа — Платоном. Речь идет об определениях понятий, о логике их движения в рамках родовидовых общностей. В этой диалектике демон Сократа почти не участвует, но терминологический контроль над нею все же установил.

Сократ был убежден, что именно логические умения различать вещи по родам и видам превращают человека из животного в нравственное, счастливое и разумное существо, способное даже к диалектике. «Да и слово «диалектика», — говорит Сократ у Ксенофонта, — произошло оттого, что люди, совещаясь в собраниях, разделяют предметы по родам. Поэтому надо стараться как можно лучше готовиться к этому и усердно заниматься этим: таким путем люди становятся в высшей степени нравственными, способными к власти и искусны-ми в диалектике». В логическом «искусстве диалектики… прежде всего надо познать истину относительно любой вещи, о которой говоришь или пишешь; суметь определить все соответственно с этой истиной, а, дав определение, знать, как дальше подразделить это на виды, вплоть до того, что не поддается делению».