Знание-сила, 2008 № 03 (969) - страница 15
Но когда правозащитники стали собирать информацию о политических преследованиях, выяснилось, что преследуют не только художников и литераторов. В Прибалтике, Грузии, Армении, Украине существовали заметные «национально ориентированные» оппозиционные группы — их постоянно арестовывали и судили. Преследовали активистов запрещенных религиозных конфессий: «пятидесятников», «Свидетелей Иеговы», часть баптистов и адвентистов, позднее — кришнаитов; некоторые православные — священники и миряне — тоже становились диссидентами. Движения «изгнанных народов» — крымских татар, месхетинцев, советских немцев, добивались возвращения на родину. «Отказниками» становились не только евреи, но и часть немцев, требующих права выехать в ФРГ (выезда в ГДР почему-то никто не добивался), и часть пятидесятников.
Диссидентами становились историки, философы, журналисты, ученые. Система отторгала любую живую мысль, любую независимую общественную активность — и поэтому регулярно порождала разнообразных диссидентов. Существовало множество разных групп, кружков, компаний, у каждого из которых был свой raison d'etre, а иногда и собственная идеология. Среди диссидентов попадались и коммунисты, от марксистов-ленинцев до реформистов евро-коммунистического толка, и социалисты разных оттенков, и представители «русской национальной правой» (как умеренные, так и крайние), и сторонники политического и экономического либерализма западного образца. Даже монархисты встречались. И анархисты тоже. А больше всего было, мне кажется, таких, которые вообще чурались любой идеологии.
Арина Гинзбург, Александр Даниэль. Москва, нач. 70-х
— Вернемся к правозащитникам. Как в советском обществе могла родиться сама идея защиты законных прав граждан — в стране, где такая постановка вопроса звучала абсурдно и даже издевательски? В шестидесятые все еще помнят сталинский террор. Государство уже не людоедское, но по-прежнему ему «закон не писан»...
— Примерно то же самое друзья говорили Александру Сергеевичу Есенину-Вольпину, математику, философу и поэту, рыцарю законности, первому проповеднику правового подхода к общественным проблемам. А он им отвечал: «Неправовых государств не бывает, неправовое государство — это логически противоречивое понятие». 5 декабря 1965 года (тогдашний День Конституции) он организовал на Пушкинской площади демонстрацию под лозунгом «Уважайте Конституцию!». Это была легальная форма противостояния.
— Как будто это могло остановить расправу!
— Нет, конечно, и Вольпин прекрасно это понимал. Но он пытался разговаривать с этой властью на языке ее же законов. Эксперимент? Но из него и родилось правозащитное движение, которое консолидировало всех диссидентов.
— В чем выражалась эта консолидация?
— Главным образом — в формировании общего информационного поля и системы личных контактов, которые связывали всех со всеми через одно или два, редко три звена. Было бы очень любопытно пошагово построить и просчитать динамическую модель слияния отдельных кружков, компаний, групп, светских салонов в единое целое. В Москве, Ленинграде, Киеве, Харькове, Новосибирске, Одессе и нескольких других больших городах Союза этот процесс прошел почти молниеносно, всего за какие-то два-три года, с 1965-го по 1968-й. К началу 1970-х диссидентское сообщество уже сформировалось. Все со всеми знакомы, все друг с другом общаются или, во всяком случае, друг о друге слышали, по рукам ходит один и тот же Самиздат.
Александр Есенин-Вольпин
Слева направо: Сергей Ковалев, Татьяна Ходорович, Татьяна Великанова, Григорий Подъяпольский, Анатолий Краснов-Левитин. Москва, 1974 г.
Дальше возможно только примыкание, только экстенсивное расширение сообщества, что и происходило. Но при этом споров о критериях, ценностях, правилах поведения уже не возникало — это все выработалось в первые три года.
В центре всего стоял самиздатский периодический бюллетень «Хроника текущих событий», главный стержень правозащитного движения. В «Хронику» стекалась со всей страны информация о политических преследованиях. Два круга как бы опоясывали этот центр: те, кто собирал информацию для «Хроники», и те, кто ее распространял и читал; впрочем, в основном это были одни и те же люди.