Знание-сила, 2009 № 04 (982) - страница 11

Все ли американцы поголовно были с этим согласны? Конечно, нет. Как далеко не все они сегодня приветствуют избрание Обамы. Не надо забывать, что всего несколько десятков лет тому назад афроамериканцам запрещалось ходить в рестораны для белых, ездить в одних автобусах с белыми и так далее. И все-таки большинство проголосовало за Обаму. Сколько сил, энергии, ума и такта потребовалось, чтобы так переписать собственное прошлое?

М. Скотти. «Минин и Пожарский»

— Вы считаете, что школьные учебники — самое важное звено в закреплении какой-то определенной трактовки событий?

— Для массового сознания? Да, одно из главных. Но далеко не единственное.

— Школа-то преподает, конечно, чуть переработанное, упрощенное, но все-таки экспертное знание.

— Отчасти да. Но школьный учебник — книга идеологическая, от первого до последнего слова. Откройте ее на последней странице, там, где хронологическая таблица: казалось бы, даты без всякой интерпретации. Но она в самом подборе дат: вот эти «назначены» быть важными, опорными для представлений об истории страны, обязательными для заучивания; остальные — второстепенными.

Школьное преподавание истории, как оно у нас сложилось, сильно способствует тому, что любое ее «переписывание» воспринимается чуть ли не как крушение картины мира. Историю преподносят в «готовом виде»: не как предмет для размышлений, а как цепь исторических фактов, точнее, того, что выдается за научный факт. Все направлено на то, чтобы убедить ученика: «на самом деле» происходило так и только так, как это описано в учебнике. Если человек хорошо учился в школе и все это запомнил, а потом больше никогда специальную историческую литературу не читал, он и ходит с такой картиной прошлого, дополненной мифологемами кино, телевизора, религии, семейными мифами. И все это в основном мифы, хотя учебник создавал видимость научности, как бы придавал описанным событиям статус научных фактов. Все это, конечно, квазинаучность.

Между тем история — многофакторный процесс. Любое событие прошлого, во-первых, никогда не бывает однозначным и, во-вторых, никогда не бывает следствием какого-то одного предшествующего события, как это чаще всего получается в школьном учебнике. Оно всегда — следствие многих факторов. Поэтому любое достаточно крупное событие можно рассматривать в разных аспектах, с разной «глубиной охвата». Например, «квадратура круга» русской истории, революция 1917 года, событие, которым историки будут заниматься века и века, всегда: можно просто описать то, что случилось 25 октября — или проанализировать предшествующие 30, или 300 лет российской истории; можно реконструировать события во всех деталях, и можно пытаться понять течение глубинных процессов, которые привели к большевикам, меньшевикам, эсерам, Временному правительству и ко всему, что с нами произошло тогда.

Празднование 300-летия царствования дома Романовых

— Как же все это преподавать в школе? Представить множество разных подходов, вариантов, гипотез?

— Это само собой; но прежде всего хорошо бы дать ответ на самый главный вопрос: чему надо учить детей, когда учишь их истории? Я скажу крамольную для историка вещь: мне кажется, не очень страшно, если школьник не знает даты правления Ивана Грозного или даже даты Куликовской битвы. Конечно, важно, чтобы он имел общее представление об историческом процессе, то есть, по крайней мере, не думал, что Грозный правил после Петра I, а Куликовская битва была в XIX веке. Но для чего все это нужно?

История — это сумма человеческого опыта, это, в конечном счете, рассказ об историческом опыте человечества в целом и отдельных народов. А исторический опыт есть история преодоления бесконечной череды проблем и разрешения конфликтов. И я думаю, самое полезное, что могут извлечь молодые люди нашего времени из прошлого, — узнать, как их предшественники решали свои проблемы и как разрешали конфликты. Мне это кажется существенным еще и потому, что может помочь людям избавиться от апокалипсического сознания, к которому у нас, увы, есть склонность. Чуть что — ужас, конец света; история как раз учит тому, что не конец, и не такое переживали — и ничего, живем дальше.