Золотая корифена - страница 33

— Промой как следует, — говорит мне Валентин, — а то разболится.

С носа влезает в лодку Корин.

— Фу… освежился немного, — небрежно замечает он, — а то жарища… кожа трещит.

Вместе с Валентином мы втаскиваем в лодку Скачкова. Тот невозмутимо усаживается на двигатель и начинает внимательно изучать свою трубку.

— Готовь свое сошими., — распоряжается Валентин, — слышишь, Корин?

Стась откидывает со лба мокрые волосы, вытирает ладонью лицо и достает из груды барахла бамбуковую палку с ножом на конце. Наш гарпун. Наклоняется над акулой, та неподвижна. Из пасти струйкой сочится кровь, в зубах завязли переломанные щепки. Кончиком кожа Корин осторожно дотрагивается до акульего глаза. Если акула еще жива, то из особой щелки должна выскочить кожистая шторка-веко. Но нет. Шторка не выскакивает. Корин уже имеет опыт обращения с этими удивительно живучими тварями. Однажды на судне, когда команда повально заболела сувенироманией, из акул вырезались, а потом сушились челюсти, чтобы там, на берегу, поразить воображение своих родных и близких. Корин решил тоже изготовить сувенирчик. Он обезглавил одну из акул и голову бросил в корзину. Спустя пяток минут, наточив нож, вытащил голову и сунул в пасть большой палец посмотреть, хороши ли зубы. Пасть тотчас сомкнулась, и острый, кривой, как турецкий кинжал, зуб пронзил коринский палец насквозь. Палец долго болел, и Стась даже требовал, чтобы зашли в какой-нибудь порт. Однако все обошлось благополучно. Только с той поры Стась относится ко всем акулам весьма подозрительно.

Нет, шторка не захлопнулась, и Корин, подняв гарпун над головой, поставил свою босую ступню на плоскую голову поверженной маки.

Пока Стась вырезал из акульей спины белые, чуть желтоватые пласты неприятно попахивающего мяса, я быстро избавил акулу от челюсти, распялил щепкой и как флаг поднял на самую верхушку мачты. Пускай знают все: мако, одна из страшнейших акул океана, акула-людоед, как еще ее называют рыбаки-африканцы, побеждена. И что не она, а мы сейчас съедим ее в виде изысканного ресторанного деликатеса, жемчужины японской кухни под интригующим названием "сошими".

— Вот вам и «сошими», — говорит между тем Корин, подавая нам по пласту акульего мяса, — правда, здесь кое-чего не хватает… гм, перца, лука, уксуса, масла… такой травки душистой, для приправы, холодной картошки и…

— …и музыки, — добавил Скачков, мрачно рассматривая акулятину со всех сторон и брезгливо нюхая ее.

— Точно, Петенька, музыки. Смелее! Представьте, что сидим мы в ресторане первого класса, джаз наигрывает блюз и вместо неумытой скачковской физиономии ты, Коля, видишь перед собой милую девичью мордочку с …ха, громадными фиолетовыми глазами. А официант подает к столу заморское блюдо, за которое придется платить чертовски дорого… Смелее, парни… ап!

Корин глотает кусочек мяса и тянется за другим. Он сидит на акуле и берет мясо прямо из ее спины, Валентин, мученически зажмурившись, тоже жует узенькую, сочащуюся сукровицей ленточку.

Я постарался представить себе все: и ресторан, и джазистов в черных костюмах, мордатого официанта, несущего на вытянутых руках заморское блюдо. Я даже представил себе "милую мордочку с громадными фиолетовыми глазами"… представил себе все. Но от прозрачного пластика мяса исходит тошнотворный, такой отвратительный, чисто акулий запах, что мои челюсти сводит судорогой.

— А вроде ничего, — слышу я философски спокойный голос Скачкова, — хелло, человек на акуле, выдайте еще одну порцию.

— Я в Сибири строганину ел, — говорит Валентин, — тоже сырое мясо. Только замороженное да с луком…

— Лопай, Колька, насыщайся, — петушится Корин, — привыкай, парнишка!

Мясо теплое и чуть сладковатое. Я его заглатывал, как чайка рыбу, не разжевывая. Потом съел еще один кусок, еще пластик. Желудок приятно отяжелел, стихла постоянная ноющая боль, гнездившаяся все время где-то в районе пупка… Ну что ж, придется привыкать и к акулятине. Конечно же, все дело в привычке. Живая устрица — это деликатес. Строганина — привычное блюдо сибирских охотников и рыбаков. Ну а мы должны привыкнуть к акуле. К акулятине. И что тут такого? Ничего особенного. Тем более в нашем-то положении. Скачков встает, хлопает себя по округлившемуся животу, заглядывает в воду.