Золотая корифена - страница 34

— Смотрите-ка, ребята! — восклицает он. — Вода около лодки буквально кипит.

Прилипалы, лоцманы, десятка полтора беззубых рыб метались в воде, подхватывая кусочки мяса и пленок, упавших за борт. А невдалеке от лодки режут тихую океанскую поверхность акульи плавники. Один… три… восемь…

— Ха! Избавились от акулки! — Корин отрезает большой кусок мяса и швыряет его в воду. Беззубые рты, прилипалы, лоцманы набрасываются на него, треплют, раздирая на клочки. Корин вытаскивает поводец с крючком, насаживает на него белый пластик и опускает в воду… Подсечка… Через борт, трепеща плавничками, перелетает беззубая рыба. Скачков хватает ее за хвост и стукает головой о борт. Корин снова подсекает, и еще одна «беззубка» шлепается в лодку. Рыбы налетали на приманку очертя голову. Они не присматривались к наживке, не «клевали», а с ходу заглатывали свежий кусочек и попадались на крючки.

Когда в лодке лежало с десяток рыбин, Валентин остановил Корина.

— Хватит… Все равно испортятся. Давайте акулу за борт.

— Подождите, парни. Только хвост у нее не отвязывайте… — говорит Корин и помогает нам перевалить располосованную тушу в океан. Она тяжело плюхается и повисает вниз головой. Вокруг нее расплывается в воде мутновато-красное облачко. Осиротевшая свита окружает труп своей хозяйки и… нет, рыбы не пришли в отчаяние. Они нетерпеливой, жадной сворой набросились на акулье мясо и начали кусать его, рвать, торопливо заглатывая белые мышцы, сухожилия, лоскутья

— Неблагодарные… — философствует Скачков, — никакой совести. Лишь бы пузо набить.

А потом на пиршество поспешили акулы. Косые острые плавники заходили вокруг лодки; осторожно, словно принюхиваясь, акулы приближались к истерзанной мако. Затем одна из акул распахнула громадную пасть, мы ясно услышали хруст, и почти половина головы мако исчезла в акульем брюхе. Как по команде, остальные хищники набросились на окровавленную тушу… по воде плывет розовая пена. Мне кажется, что я слышу жадное сопение. Раздираемое мощными челюстями тело мако с хрустом и с каким-то неприятным, чавкающим звуком быстро уменьшается. И вот уже все, что было в воде, съедено. Акулы все выше задирают свои головы. Они хлещут по воде плавниками и вылезают из воды, стараясь отхватить от туши еще кусочек.

С омерзением смотрим мы на отвратительную картину. Жадные, чавкающие рты совсем близко… сверкают острые зубы, мигают маленькие злые глаза.

— В лодку влезут!.. — вскрикивает Скачков и, схватив наш самодельный гарпун, ударяет одну из акул в отвратительное рыло. Нож скользит по твердой шкуре, оставив на ней едва заметную полоску. Корин поднимает весло и сует одной из акул в пасть; та разворачивается боком, челюсти сжимаются и как бритвой отсекают половину лопасти. Стась что есть силы бьет акулу по башке. Рыбина выскакивает из воды и звонко лязгает челюстями, пытаясь вцепиться зубами в древко.

Ножом я перерезаю веревку, и все, что осталось от мако, погружается в воду. Акулы, «беззубки», лоцманы устремляются в глубину за истерзанной тушей.

— Крути ручку! — командует Валентин и, не дожидаясь Скачкова, сам хватается за пусковую ручку. Скачков повозился над двигателем, тот простужено чихнул, кашлянул и деловито залопотал.

…Жара. Тихо. Штиль. Вода в океане прозрачная и теплая. Откуда-то подкрадывается к заливу шторм. Длинная, пологая зыбь мерно раскачивает лодку. Волна неторопливо, важно подкатывается под правый борт «Корифены», и лодка наклоняет навстречу ей свою мачту с зубастой челюстью на клотике.

Жарища. В воздухе никакого движения. Солнце в самом зените, до вечера еще далеко, ох далеко. Утомленные борьбой с акулой, мы сидим на дне лодки среди разбросанных вещей и потускневших рыбин. Скачков громко, мучительно икает после мужественно заглоченной акулятины.

— Испугайте меня, ребята, — просит он, вытирая подкладкой фуражки свое потное, измученное лицо, — не могу больше. Выворачивает всего…

Меня тоже выворачивает. Я не говорил, но тайком от всех, когда ребята, свесившись с бортов, наблюдали за кровавым пиршеством, освободил свой желудок. И теперь мне кажется, что живот наполнен острыми гвоздями и лезвиями бритв. Все внутри режет, болит. Нет, это мясо не для моего желудка. Пускай его едят японцы. Я не могу.