Золотая трава - страница 43

— Останусь тут.

Неопределенным жестом он указывает на юнгу или Пьера Гоазкоза или на обоих вместе.

Он расставляет для устойчивости ноги, засовывает руки поглубже в карманы. Снаряжается для вахты.

— А я возвращаюсь на нос, — говорит Ален Дугэ, — ведь я тут не нужен. Я до того привык к своему месту, что мне не по себе, когда я ухожу оттуда. Если понадобится перейти, будет очень трудно это сделать.

— Когда ты перейдешь на корму, а этого не долго ждать, на твоей барке уже будет мотор. Не позже чем через год или два. Рабочие места все тогда переменятся. Потом появится мостик, возможно, каюта, трюм для рыбы, отделения для сетей, аппараты управления, да мало ли еще что! Тебе не составит труда привыкнуть к новшествам, которые избавят тебя от большей половины трудностей. Привет, ребята!

— А ты, Ян Кэрэ?

— Не знаю. Я закончил свое обучение. И никто больше не осмелится назвать судно именем «Золотой травы».

— Что он хочет этим сказать? — спрашивает Корантен.

— Я услышал не больше твоего. Но с Яном Кэрэ, как и с Пьером Гоазкозом, не надо торопиться. В конце концов они объяснятся. Не так ли, крестьянин?

— Правильно, матрос. Но не прежде, чем распутают узлы на своих канатах.

— Хорошо, — говорит Корантен, — я иду с тобой на нос, Ален! Мне как раз надо кое-что сказать тебе, если ты располагаешь для этого временем, вернее, желанием.

— А ты не хочешь, чтобы и Ян Кэрэ тебя выслушал?

— Я ничего ни от кого не скрываю. Но мне думается, что мысли Яна Кэрэ заняты совсем другим. Голова у него и без меня забита. Мне не хочется его тревожить. Вот в чем дело.

Они переходят на нос судна. Ребром руки сметают снег с досок и садятся под бортом, их дыхание почти сливается. Словно в исповедальне или вроде того. И Корантен начинает довольно издалека.

— Ян Кэрэ похож на мою жену. К тому же это он меня с ней и познакомил. Они — дети кузенов.

— Я бы очень хотел познакомиться с твоей женой, Корантен! Признаюсь тебе, что в Логане все были несколько оскорблены тем, что ты отправился в глубину гор, чтобы взять себе в жены крестьянку. Ты ведь осиротел в детстве, и как-никак твоя настоящая семья — мы, моряки. Мой отец не делал разницы между своими сыновьями и тобой. Если бы тебя не знали столь хорошо, могли бы подумать, что тебе вскружил голову пример Гоазкозов, которые всегда брали себе жен издалека. Но, если Элена из рода Яна Кэрэ, тогда, разумеется, нет никаких возражений.

— Послушай. В эту рождественскую ночь я должен был привести жену к твоей матери. С Мари-Жанн Кийивик все было договорено. Тебе ничего не сказали, чтобы сделать сюрприз. Эта ужасная буря все расстроила. Они, наверное, думают, что мы — уже на дне. Для тех, кто ждет затерявшуюся в море лодку, время тянется долго.

— Им куда хуже, чем нам. Пока море и ветер творят свое дело, а лодка работает, мы не ощущаем течения времени и не думаем о тех, кто дома. Теперь, когда мы здесь прочно застряли, я беспокоюсь о матери. Из четырех, имевшихся у нее мужчин, остался один я. А у меня нет никого, кроме нее.

— Элена была бы спокойна, останься она в деревне, но ведь я обещал приехать за ней, а к тому же еще и газеты. Как ты думаешь, они уже успели сообщить, что «Золотая трава» осталась в море?

— Конечно. Они до такой степени торопятся, что способны сообщить о происшествии, которое даже еще и не совершилось. Необходимо вернуться на берег не позднее завтрашнего утра. Иначе в Логане отслужат три заупокойные мессы, посчитав нас погибшими.

— Мне хочется кое-что спросить у тебя. Но вначале я должен все по порядку тебе рассказать, чтобы ты мог правильно понять мой вопрос. Слушай же: в прошлом году, когда мы стали на прикол к празднику святого Михаила, Ян Кэрэ собрался в свою горную деревню. Ему хотелось помочь там при сборе урожая картофеля. Он пригласил меня с собой. По правде говоря, я совсем не знал, как мне использовать несколько дней свободного времени, вот и отправился с ним.

— И вернулся какой-то странный — я отлично помню.

— Когда мы прибыли в его деревню, для картофеля это было уже поздно. Он был собран, и люди готовили большое ночное празднество, у них таков обычай — в ознаменование конца сбора урожая. Ян и я сделались мишенью для насмешек: мол, видали молодчиков, как работать — их нет, пусть другие работают, а пришел час веселиться — они тут как тут. На праздник нас, разумеется, пригласили, горячо предлагая не жалеть сил, которые мы сберегли, не участвуя в работе: Ян Кэрэ дал слово за нас обоих, что мы не подкачаем.