Золотая туфелька - страница 22

Но только дело не во французах, — а в Уинни. Он хотел потянуть резиночку с открытием Второго фронта, но, увидев Хелену, залип в ее сети. Она поет, улыбается, накручивает рыжий локон на палец, а Уинни ерзает, краснеет, хрюкает в кресле, гогочет, роняя пепел сигары и довольно фукая носом. И ведь еще каблучками — стуки-постук! стуки-постук! — даже ладошкой поманила Уинни...

Comment ca va, mon ami?

 Tu es content, mon ami?

 Comme d’habitude, mon ami,

 Je dite pour toi: belle ami!

(Как дела, мой дружок?

 Ты доволен, мой дружок?

Как всегда, дружок,

 Я говорю тебе: хорошенький дружок!)

Да! — Черчилль ожидал ее появления в составе делегации: поэтому в первый день переговоров был рассеян до неприличия, что вызвало даже колкость Сталина: «Пахожэ, гаспадин Чирчилль нэ хочит думать о ходэ ыстории, а (умная пауза) хочит думать о лихковэсных матэриах — таких, как этат рахат-лукум! (пальцем указал на тарелку, смех, переходящий в оживление, Черчилль ссылается на трудности акклиматизации и недавно перенесенный в Мадриде недуг)». Но, даже собравшись, Черчилль не преминул прошипеть атташе: «Did not you promise Crimean Princess’s arrival?» *

И вдруг — концерт для поддержания тонуса участников переговоров! Концерт, который чуть было не отменился из-за сипящего Мориса Шевалье... Кто, кто выступит четвертым номером (соблюдая иерархию воюющих держав)? Второразрядный шансонье? Только испортит дело. Да и не найти шансонье в пыльном, гадком, кишечно-желудочном Тегеране!

Занавес, повизгивая на ржавом колесике (взи-взи-взи), разъедется в стороны, свет возжется, и Шахерезада в белом тюрбане с алым пером на золотых котурнах запоет с теплой хрипотцой:

Et je murmure а tes oreilles

 Les mots d’amoure, les mots pareilles

 Et mon ami — c’est belle ami,

 Chaque bel ami… c’est mon ami

(И я шепчу в твои ушки

 Любовные слова и похожие слова

 Мой дружок — это хорошенький дружок,

 Каждый хорошенький... это мой дружок.)

Она закружит, закружит, скинет — бац! — тюрбан, вспыхнет медью волос, поймает черный цилиндр, брошенный Морисом Шевалье, пойдет поступью лошадки кабаре (Марлен Дитрих сощурится недовольно — она узнает свой номер коронный, но легкость-то откуда у этой ведьмы рыжекудрой?), а главное — кокетливым пальчиком будет показывать на Главных, называя поименно — бледно-зеленого Фрэнки, багровощекого Уинни, желтомахарочного Джози — «разве мужчины, когда хрупкая леди берет их за подбородок, не шалеют? Сознайтесь, милые» (пункт девятый «Золотых правил»):

Et Franklin c’est mon ami (пальчиком!)

Et Winston c’est mon ami (пальчиком!)

 Et Joseph c’est mon ami (пальчиком!)

 Et Adolf c’est mon ennemi! (погрозила кулачком!)

(Франклин — мой дружок,

 Уинстон — мой дружок,

 Иосиф — мой дружок,

 Адольф — мне не дружок.)

Все договоренности подмахнул — чирк! чирк! — Уинни. Судьба Второго фронта — чирк! — была решена. Да только — чирк! — разве об этом Уинни думал? О фуршете — протиснется — чирк! чирк! — к Принцессе Крымской — взглянет в ее ночные глаза и — чирк! — выпьет шампанского из одного бокала...

12.

И? Прискакала Лёля на фуршет? Дудки! На секунду не объявилась.

Первый раз в жизни Уинни решил: женщины, господа, хуже херра Хитлера... Вслух объявил, а покамест присутствующие подгогатывали (включая переводчиц-крокодилих), вылил шампанское в горшок цветочный — и угощался весь вечер водочкой. «У водки вашей, tovarishсhi, — громко объявлял, — у водки вашей, товарисчи...» — а договорить с горя не мог.

Ну а Лёля? Дразнила? Желала оплести покрепче? Пусть попостится под сорокаградусную... Нет. Просто улаживала другую скандалёзу: с Марлен Дитрих... Вообще-то Лёля покойно относилась к любым взбрыкам — приятельство с Любочкой Орловой научило. Ну покричала Марлен после песенки Лёли, ну топнула ножкой (скорее ножищей — при ее габаритах), ну покидала шмотки в кофр, чтобы демонстративно умотать из Тегерана, ну взвизгнула про плагиат — нечего (пип!) с цилиндром (пип!) отплясывать! И что с того? порхнула бы ладошкой Лёля: пусть дитя эстрады ломается...

Но плохо вы Лёлю знаете: она разгадала, что слезы Марлен повод нашли, а причина совсем иная. Как не помочь?