Золотая туфелька - страница 27

Стив Житомирски вернулся к теме, выстрелив серией эссе о женщинах — охотницах за головами знаменитых. Там, разумеется, классический американский список: конфетка Мэрилин Монро и Кеннеди (оба братца), «курносая Мадонна» Холливуда Грейс Келли и Ренье III — князь Монако, затем Джулия Фуллз — красавица с раздоенным бюстом — и диктатор Сантагос, при ней ставший тихим как овечка, пятнадцатилетка Лита Грей и Чарли Чаплин, далее к американочкам сервированы в добавку дивы прочих наций — смешливая Клара Петаччи и Муссолини, Марта Клюге с мерцающими зелеными глазами и Карл Лилиенбаум — нобелевский лауреат, сохранивший девственность, как он признался, до пятидесяти трех лет, т.е. до встречи с Мартой на лужайке перед своей лабораторией (на следующей день после объявления Нобелевского комитета), волшебница с Таити Миги Тотогама и Гоген, Катя Прингсгейм с зовом в очах и Томас Манн, плюс для читательниц с моралью — жена Де Голля — Ивонна Вандру...

Но не забудьте про десерт — боярышень русских! Гала (вообще-то Леночка Дьяконова) и Сальвадор Дали, а рядом ею брошенный Поль Элюар, со сладким ядом Лиля Брик и Маяковский, с ними в рифму — морозные лучики у глаз — Ольга Ивинская и Пастернак, страсть Ленина — Инессочка Арманд (на вид — холодная, а там — ну извините), тенями — жены Сталина, отдельно — одиссея по мужчинам его Светланы, вулкана из любви, но бомбой посреди десерта грохнуло и на Британских островах эхом отозвалось эссе о тайной владычице сердца сэра Черчилля — Хелен Шан-Гирей, Лиолечки, как называл ее он в дневниках секретных. И добавлял, что ветер Чингисхана, ее прапрапрапрадеда, — он видит в красных змеях-волосах...

Вы скажете, — язвит Житомирски, — что охота на Уинни была безрезультатна? Да хотя бы бриллиант «Куллинан» (преподнесенный в ялтинском дворце трясущимися пухлыми руками нашей героине) — не доказательство? На экскурсии по Тауэру премьер-министр, симулируя одышку, склонился над бронированным стеклом, — а после, уж простите, камушек исчез. Когда пропажу обнаружили, свалили на немецких парашютистов.

И не узнали бы, но в Москве в мае 1946-го, на годовщину Победы, Лёля была в Английском посольстве на Софийке. Смеялись, танцевали, шампанское лилось... И на челе у переводчицы сиял брильянт — «Сон Африки» (он же «Куллинан»). Все хором поперхнулись, когда порхнуло — «Куллинан». Ведь «Куллинаны» — принадлежность династии Британской. Корона, яблоко державы, скипетр, цепь на ляжку. Его что, выковырили агенты Коминтерна? Свели в шутку. Но целый вечер желали притиснуться поближе к Лёле: глазами жрали «чудо-двойника».

Пустили версию, что отличился троюродный брат Георга V — принц Майки Стаффордширский (хотели Черчилля отмазать!). Майки был в Москве с визитом еще в 1932-м, столкнулся с Незнакомкой солнцеволосой (ясно — Лёля) в фойе Большого театра, упросил отужинать, а проводив до квартирушки в Нащокинском, прошепелявил (извините, дикция), что на память преподнесет камушек ни на что в мире не похожий. И это — «Куллинан»! Но, пытали скептики, принц Майки больше не наезжал в Москву? Верно. А разве маршал Тухачевский не был в Лондоне на похоронах Георга? Был. И в чемодане дипломатическом разве трудно транспортировать блестящий сувенирчик для Незнакомки? Нисколечки. А ревность? Ведь и Тухачевский в Лёлю был влюблен. Ну знаете: мужская солидарность в подобных операциях возможна... Но хороша же ваша Незнакомка, коли принимает краденое! — пусть от принца. Есть и здесь ответ. Лёлю известили: если подарок не станет украшать ее чело, принц Майки наглотается фосфора от спичек, нет, выпьет йоду литра два, нет, содержимое десяти игольниц всыплет в рот — пока одна из самых длинных ржавых дыхание не замкнет — нет, лучше обдышится из газовой плиты, нет, средство для клопоизморения употребит в количестве слоновом, да нет же, просто спрыгнет в Лондоне с моста — пожалуй, с Тауэрского, самого большого. «А плавать я, сударыня, хоть англичанин стопроцентный, не мастак» — в письме признался.

Скажите: ну найдется правдолюбка, которая отрежет на ни-ни? Не для того же всесильный Иегова придумал женщину (что в первоначальный план никак не вписывалось), чтобы моралью действовать на нервы? Без нее хватает. А улыбаться, с кротостью смотреть на господина сердца своего, чуть наклонив (природная игривость) голову к плечу, задумчиво крутя свой дивный локон — вот женщина! вот — чудо... И, отбежав от статуи своей, прежде чем дунуть — раз-два-три — женщина, живи! — сказать, чтоб глаза открыла, Иегова из чернильницы небесной две капли прихватил — одну на щеку — пусть все любуются: Адам, звери, рыбы, птицы, даже мураши, а другую — чуть сбоку живота: для мужниного приватного владенья. Иначе, — Иегова хохотал, — какой же смысл, друзья мои, жениться?! Тогда адюльтер подойдет...