Золото имеет привкус свинца - страница 3

Все произошло за какие-то считанные секунды, и Сергей еще стоял, опустив руки, тяжело глотая очередную порцию морозного оксигена, когда Лютый уже стягивал хромовые сапоги, с, еще бьющегося в конвульсиях, бывшего образцового солдата из спецроты охраны ГУЛАГА.

— Чего замер, Писатель, это тебе не стишки бабам малевать, быстро перелатывайся, пора поменяться со своим крестником формой. Глянь, рванина, какие сапожки носят сержанты, — не мог успокоиться Лютый, поглаживая сверкающие гуталином голенища новеньких сапог, — в такой обувке и до Урала дотопать можно и до Аляски добраться — это, писатель, наш единственный шанс вырваться живыми на волю.

Серый трясущимися руками снял хрустящую портупею и вытряхнул из теплого тулупа еще не окоченевшее тело бойца внутренних войск и, брезгливо взглянув на розовый волнующий зад дубака, он смачно сплюнул. Затем скинул с себя телогрейку, ватные штаны и натянул их на рыхлое, колышущееся подобно телячьему холодцу, посиневшее тело, словно на манекен эту, ставшую ему уже привычную, одежонку, на упитанное и лоснящееся от жира, тело служивого. Напоследок он вытащил из — под языка обломок безопасной бритвы и расписался на груди бывшего лучшего стрелка роты охраны имени «кумира зэков» — Лаврентия Берия.

Серый еще только примерял на свою голубиную грудь хрустящую зеленую гимнастерку, увешанную, блестящими разноцветной эмалью, значками ГТО, когда к нему неслышно, словно полярный волк, подошел Лютый и ткнул дулом автомата в голое плечо.

— Поторопись, Писатель, — зэк ногой перевернул труп солдата и присел на корточки, разглядывая чуть заметную рану на шее охранника в виде узкого отверстия с запекшейся черной кровью по краям, из которого все еще пузырилась розовая сукровица.

— Ха, а твоя фамилия значит Пушкарев, — Лютый ладонью смахнул кровь с часто вздымающейся в агонии груди конвоира, на которой красовалась алая роспись Писателя.

— Еще дышит, волчара, — Лютый большим солдатским штык — ножом раздвинул плотно сжатые челюсти солдата, — ишь ты, зубки — то у него из чисто червонного золота, — зэк ковырнул блестящим острием закаленной стали и на морщинистую ладонь плюхнулся золотой мост, обильно смоченный кровавой слюной. — Тащи его, браток, за штабеля, там будем кончать по команде старшого, — он передернул хорошо смазанный затвор на автомате, загоняя в патронник первую «ласточку смерти». — Минут через пять майор подаст свой петушиный голосок, а нам к этому времени надо закинуть золотишко в грузовик»

Лютый заточкой царапнул серую «чушку» в нижнем ряду пакета и оскалил от радости широкий рот, обрамленный частоколом железных зубов. Из-под серой краски высветилась желтым дьявольским светом полоска сверкающего металла.

— Мы богаты, Писатель, мы сказочно богаты и скоро будем свободны, ты хоть понимаешь это, по дороге, на первом же перевале, покрошим в винегрет остальных стрелков, а офицеришку возьмем в заложники, чтобы через запретку прорваться, а там либо в аэропорт рванем, либо на любой пароход в торговом порту и прощай Колыма. У меня в Магаданском торговом порту крановщицей бычит знакомая шалава, я с ней уже год переписываюсь, и адресок в голове забит, так что лови мою мысль на лету, «писатель-Пушкарев!»

Сергей усмехнулся, но ничего не ответил размечтавшемуся зэку. Он включил зажигание на электропогрузчике и, подцепив железными «рогами» первый поддон с пакетами, осторожно установил драгоценный груз в кузов. Тотчас рессоры фургона просели под тяжестью, и снаружи послышался голос майора.

— Эй, там, на складе, закругляйтесь и выполняйте дальнейшую инструкцию.

— Еще пару минут, товарищ майор, — крикнул Лютый и подмигнул Сергею. — Закидывай второй поддон, тихо прошептал зэк, закрывай борт и жди меня внутри будки, а я пойду еще раз напоследок орошу кровушкой колымскую землю.

Через минуту застоявшийся от мороза воздух встрепенулся от двух коротких и гулких автоматных очередей. Это был условный сигнал для шофера фургона, который тотчас запустил двигатель и включил первую скорость. «Эх, скорее бы домой» — думал молодой солдатик срочной службы и, закурив заначенную папироску, блаженно зажмурился от пестрых лучей ярко-желтого солнца, которое уже клонилось к закату, как и еще только что начавшаяся жизнь молодого бойца.