Золотой дикобраз - страница 33
Их сопровождали пятнадцать всадников — охрана из десяти хорошо вооруженных солдат, способных отразить внезапное нападение в пути, камердинер Людовика, камеристка Марии и несколько конюхов, которые вели за собой запасных лошадей и повозки с багажом. Процессия была шумной — цокали подковы, звякали шпоры, ударяясь о доспехи воинов, громыхали мечи и щиты.
День был ясный, безоблачный, такие выпадают еще в октябре. Но холодные порывы ветра начали слегка пощипывать нежную кожу Марии. Она потуже запахнула плащ, а лицо прикрыла маской из черною бархата на белой атласной подкладке. Людовик свою маску, естественно, надевать не стал. Улыбаясь, он подставил лицо теплому солнышку, а прохладный ветер его только радовал.
С маской на лице Мария оказалась закрытой с головы до пят. То же самое и ее камеристка Бланш. Она покачивалась на своей крепкой кобыле позади Марии, похожая на тюк одежды. Для поездки верхом на большие расстояния женщины высокие эннены не надевали. Обычно предпочитали более практичные маленькие шляпки без полей с плоским верхом, которые завязывались лентами у подбородка. А сверху часто накидывался платок, наподобие апостольника у монахинь.
Расстояние от Блуа до Тура составляло примерно сорок миль. Выехали они, когда не было еще и шести, и все время гнали лошадей быстрым, но не утомительным галопом, временами останавливаясь, чтобы дать отдых лошадям. Обедали в гостинице. Солнце уже клонилось к закату, когда подковы их коней застучали по каменной брусчатке двора мрачной крепости Плесси-ле-Тур.
Мария и Людовик быстро сошли с коней. Стражники отсалютовали им и распахнули огромные двери. Их сразу же повели в отведенные апартаменты, где они поспешили переодеться, и вскоре Мария уже спускалась по длинной лестнице в большую трапезную. Она вышагивала гордо, с нею рядом был ее сын, Людовик, а Бланш и камердинер Людовика не менее гордо вышагивали позади них. Мария знала — на нее сейчас устремлены сотни оценивающих, любопытных глаз. Еще бы, герцогиня Орлеанская наконец появилась при дворе. Это большая редкость. Ведь она была объектом стольких дворцовых сплетен. Чувствуя слабость в ногах, она тем не менее высоко держала голову и высокомерно смотрела прямо перед собой.
Мария заняла свое место. Лишь на одну ступень оно было ниже возвышения — подиума, на котором располагался небольшой королевский стол. Но, прежде чем сесть, она сделала глубокий реверанс перед королевой.
Шарлотта сидела одна, печальная, с серым опухшим лицом. С вялым дружелюбием она ответила на приветствие Марии.
— Как давно мы не видели вас здесь. Надеюсь, вы не были больны? Я уверена в этом. Выглядите вы так молодо и свежо.
— Благодарю вас, Ваше Величество, — улыбнулась Мария. — Нет, я не была больна. Просто у одинокой женщины, ведущей хозяйство, всегда много хлопот.
Королева со вздохом кивнула и углубилась в свой ужин, а Мария заняла наконец место за столом. Чтобы прислуживать ей, сзади заняла свое место камеристка. Мария оглядела шумный зал, он был полон. Взад-вперед с подносами и кувшинами сновали слуги. Они передавали подносы камердинерам и камеристкам, а те, предварительно все подготовив, подавали блюда своим господам.
Людовик сидел за другим столом. Рядом с ним расположились несколько членов семьи Бурбонов, его кузен, Эжен де Ангулем и молодой граф Дюнуа, тоже кузен.
Короля за ужином не было. Наверное, никто и не ожидал его здесь. Возможно, сегодня он постился. Анны не было тоже, и Людовик весь извертелся, спрашивая всех, где она. Королева ужинала в одиночестве. Она бросала редкие реплики слугам, пару слов сказала кардиналу Руанскому, сидевшему подле, но, казалось, в этом переполненном зале она не видит никого. Когда она поднялась, чтобы уйти, все встали, установилась тишина, однако Шарлотта как будто и этого не замечала, ей все было безразлично. Она бы вообще не возражала, если бы никто не заметил ее ухода.
Вскоре весь двор переместился в большой салон по соседству, где уже звучала музыка. Начались танцы. Заранее составленные группы игроков быстро занимали места за карточными столами. Мария присела рядом с герцогиней Ангулемской. Они завели оживленную беседу вначале о нарядах, затем перешли на детей.